Анастасия Адерес:
Здравствуйте, с вами Настя Адерес и «Кофе-брейк со звездой». Говорят, искусство, как и мода, отражает облик времени и настроения. К нам в гости на утренний кофе зашел советский, российский актер театра и кино, кинорежиссер, сценарист, продюсер, театральный педагог, младший сын Владимира Высоцкого Никита Владимирович Высоцкий. Как Вы думаете, изменился ли сегодня образ актера, артиста?
Никита Высоцкий:
Многим кажется, что изменился. На мой взгляд, есть вещи, которые изменить время хотело бы, да не может. Человек смертен, это можно изменить? Можно об этом фантазировать, можно удлинить жизнь, или ребенок в утробе матери 9 месяцев. Искусство и творчество актера не может поменяться, просто потому что немножко изменились технологии, немножко поменялось представление о том, что хорошо, что плохо. Актер от слова акт, актер действующий, актер делатель, в театре, в кино, в любых шоу он должен совершать действия. Если он умеет это делать, он актер, а если не умеет, он может надувать щеки, краситься в белый цвет и делать себе немыслимые костюмы и прически, но актером он не станет. Актер – это человек, способный к действию на сцене, и в этом смысле ничего не поменялось.
Анастасия Адерес:
При этом он же подстраивается под систему, под то настроение, которое есть в обществе, под политическую ситуацию в том числе.
Никита Высоцкий:
Конечно, мы все подстраиваемся под что-то, но приходит срок, и мы уходим из этой жизни, сколько бы мы ни подстраивались. Есть вещи, которые не меняются. Суть актерской профессии не может измениться, другое дело, что мы ждем от сегодняшних актеров ответа на какие-то политические или экономические вопросы, а он не знает, что это такое, он и не должен знать. Мы ждем от них, чтобы они обозначили свою позицию. А зачем им обозначать, они должны играть.
У меня была реплика, я не скажу, что ею горжусь, она не моя, я ее просто воспроизвел в одном из своих сценариев: «Актер? Играй, чего ты сюда приехал, играй». Актер должен играть, актер должен действовать, все остальное к театру, к актерскому искусству не имеет никакого отношения. Когда мы только пришли учиться в школу-студию МХАТа, Андрей Васильевич Мягков был нашим педагогом, и он сказал, что я могу учить вас профессии, но я не могу научить вас быть знаменитыми, это невозможно, или будете, или не будете, 50 на 50, как говорят блондинки. Огромное количество людей, которых общество считает знаменитыми, хорошими актерами, а они вообще не актеры, и огромное количество прекрасных актеров, которых общество не знает, которых театр не замечает, но при этом они прекрасные профессионалы. От моды, от общественного интереса зависят какие-то вещи – зарплата артиста зависит, его самоощущения: я молодец или тварь дрожащая. Но это все шелуха, шелуха меняется, как пена, она бывает разных цветов, разной крепости, но суть, то, что в глубине, основа профессии не меняется и поменяться не может.
Анастасия Адерес:
А то, в чем сегодня участвуют актеры, то, что транслируется нам с экранов, с театральных сцен, насколько изменилось?
Никита Высоцкий:
Я не очень люблю прятаться за чужие авторитеты, но так получилось, судьба меня свела с Никитой Кологривым, я с ним поработал. И я могу сказать, что то, что он себе позволяет в медиапространстве, когда матерится, когда провоцирует своих коллег на споры, это вроде как не полагается, но это не имеет никакого отношения к тому, какой он актер. Я с ним работал, он очень хороший актер.
Анастасия Адерес:
Именно как актер, а как человек – это уже отдельная история.
Никита Высоцкий:
Я не знаю, он другого поколения, и вряд ли кому-то нужны мои человеческие суждения о нем. У него есть ошибки, у него есть проблемы, да и в профессии они есть, где-то его активный характер мешает, чего-то не может. Он актер-эксцентрик, и статика, статическое напряжение… Он может над этим смеяться, хихикать, но камера не очень терпит его напряжение без проявлений, без эксцентрики, а когда он в своей тарелке, когда он играет, я знаю многих ребят в этом поколении, и он лучший как актер. Он действует и играет, когда он начинает теоретизировать, я сразу в сторону, а он от меня, когда я начинаю теоретизировать, но когда он играет сам, даже не очень понимая, это здорово, это по-настоящему. Ведь в чем суть профессии? Многие воспринимают профессию, что ты играешь и как бы обманываешь, а на самом деле игра – это по-настоящему, это совсем не обман, просто немножко другая реальность. Актер – это тот, кто может в игре быть настоящим, кто не просто может заставить себя заплакать, Кологривый может заплакать, но это не самое сильное его умение, а тот, кто плачет в кадре по-настоящему, тот актер.
Анастасия Адерес:
Для многих искусство – это возможность быть собой, даже снять маски, которые мы носим в жизни. Вы являетесь профессором Московского института культуры и искусства.
Никита Высоцкий:
У меня на пропуске написано доцент, мне многие говорят, что про тебя написано, что ты профессор. Я не профессор, может быть, имеется в виду, что я на профессорских должностях иногда работал, у меня был курс, вроде как профессорская должность, но не профессор, я доцент.
Анастасия Адерес:
Что Вы больше всего цените в тех людях, которые к Вам приходят, кого берете и что для Вас главное на практике?
Никита Высоцкий:
Я не мастер набора, очень часто ошибаюсь, и сейчас у меня такой период, наверное, он возникает в любой творческой группе, кризисный, когда я понимаю, что очень во многом ошибся: и при наборе, и при том, как я первый год обучения пытался с ними построить. Тут важно не посыпать голову пеплом, а понять, что делать дальше. Мой педагог и руководитель кафедры Скорик, я сижу рядом с ним, смотрю на этого же человека, и он говорит: «Надо брать. – Да ну, не сходите с ума, просто пустое место, мы замучаемся с ним». И он оказывается прав, вот у него это есть, а у меня нет, но я это компенсирую, я больше затрачиваюсь. Парень, девушка хотели поступить и поступили из-за моей ошибки, я увидел в них то, чего нет, но дальше есть два варианта – посыпать голову пеплом и сказать, что не получилось, как есть такой анекдот: хирург режет, зажим, пинцет, потом: «А-а-а, опять не получилось!» Но тут так нельзя, поэтому я компенсирую собственным старанием. Иногда вдруг оказывается, что ты все-таки не ошибся, что можно возложить на человека руки, и то, что ты в нем видел, оказывается, есть, просто оно куда-то исчезло и тебе показалось, что ты ошибся.
Я не умею отбирать, но всегда хочешь увидеть возможность обучаться, актер обучается всю жизнь. Мне когда-то очень хороший педагог, правда, он преподавал не актерское мастерство, а сценическое движение, Андрей Дразнин, он у Гротовского стажировался, очень известный педагог по движению, сказал, что моя задача – не научить вас делать какие-то движения, а научить вас учиться делать движения, вы всю жизнь будете искать язык своего тела, и я должен научить вас учиться. Обучаемость – это основное требование и к актеру, и к режиссеру, поэтому для меня важнее не быстрая реакция, я раньше на это ставил, когда отбирал стрессовое состояние человека, что он будет делать в стрессовой ситуации, как он вывернет, это в бизнесе называется стрессовое интервью, а сейчас я больше смотрю на работы, когда они что-то пишут, когда они пытаются защитить свои экспликации, хотя это никакие не экспликации, то есть я смотрю, насколько человек в диалоге может вдруг понять, что он не прав, вдруг поняв, что он не прав, найти выход из этого, тоже своего рода стресс. Самое главное – это способность к обучению, хотя есть вещи, особенно для актеров, эффект присутствия, обаяние, оно или есть, или нет, и когда ты берешь человека без этого, думать, что ты сможешь какими-то упражнениями или собственным обаянием развить, это ошибка, это не развивается.
Анастасия Адерес:
А искусству проживать разве можно научить?
Никита Высоцкий:
Можно, ведь основное в игре – это воображение. Бегают 22 бугая на поле, у Райкина было такое, вроде бессмысленное занятие, они могут все поле заасфальтировать, а они просто мяч катают, и наша фантазия, наш аппарат говорит – нет, от этого зависит все, важнее ничего нет в этот момент. На самом же деле это не так, ну проиграет твоя команда – это тьфу. Вера тоже основана на фантазии, то есть мы можем воспитывать свою фантазию и всю жизнь ее воспитываем. Кто-то говорит – зачем я буду это в себе культивировать, это не нужно, я, наоборот, должен не фантазировать, а видеть только реальность. Актерская игра основана на фантазии, и это развивается, умение играть, умение проживать, если у человека есть к этому желание, если он готов этому учиться. Почти 90% актеров кажется, что их сейчас научат плакать, смеяться, девушкам вести себя очень привлекательно, чтобы мужчинам нравилось, и они артисты, они не понимают, чему будут учиться. И дальше наступает самый сложный период, ты им показываешь – нет, то, что вы собирались делать, мы этому вас учить не будем, не потому что не умеем, а потому что это не то, а учить мы вас будем играть, фантазировать, верить в предлагаемые обстоятельства, в реальность того, что происходит, как в детском саду, будем учиться играть.
Мой младший сын пошел в детский сад, он учился играть с другими детьми, и вдруг приходит 25-летний парень после армии, другого образования, его начинают учить играть, и он сопротивляется. Вот поэтому способность обучаться, способность верить своему мастеру – это самое главное в том, что надо увидеть в будущем ученике. Я знаю людей, которые попадали в хорошие руки, и их отчисляли из очень хороших институтов, от очень хороших мастеров. Они поворачивались, заходили к другому мастеру и становились мега-звездами, я таких видел, не буду называть, но просто с ними знаком. Человек у кого-то может учиться, у кого-то нет.
Анастасия Адерес:
Но при этом сейчас много актеров, даже популярных, вообще без образования, пришедших из совершенно других мест.
Никита Высоцкий:
Популярность – это не значит профессия. Огромное количество людей, которых мы называем актерами, как сказал Андрей Васильевич Мягков, но они актерами не являются.
Анастасия Адерес:
Тем не менее многие становятся профессионалами, получают достаточно серьезные драматические роли.
Никита Высоцкий:
Есть люди, которых используют. В американском кино был такой период в 1970-х годах, когда было принято брать людей, которые не актеры, рассчитывая на то, что их можно научить, зайца можно научить спички зажигать. И были люди, которые приходили и становились на какое-то время очень знаменитыми. Не мне их судить, я видел непрофессионалов в кино. Ты их не обманываешь, ты используешь то, что у них есть, и такому человеку ставить какую-то актерскую задачу просто бессмысленно, он ее не выполнит, и выполняя эту задачу, он потеряет то обаяние, которое в нем есть, за что ты его и взял. Есть исключения, я работал с Акиньшиной, и она меня убедила, что можно, будучи непрофессионалом, хотя как ее назвать непрофессионалом, она лет с 12, с 13 в кино, просто не заканчивала театральный вуз. Я видел, как она работает, она далеко не все может в профессии, есть гораздо более пластичные, подвижные актрисы, но она не вешалка, на которую надевают костюм, она актриса без образования. Но повторяю, это исключение, которое подтверждает правило, что этому делу надо учиться.
Анастасия Адерес:
То есть нет такого, что есть природный талант, и человеку больше ничего не надо.
Никита Высоцкий:
Что такое талант? Вернемся к моему тезке Никите. В Никите есть талант, но без того, чтобы он в какой-то момент подчинился своему мастеру в ГИТИСе, без того, чтобы он мог свой гонор, свое чувство превосходства, которые в нем есть, подчинить даже мне, хотя он меня не знал, вообще со мной работать не собирался, без этого он бы не попадал, про него говорили бы – да, странный, сумасшедший чувак, а про него говорят, что он хороший актер. Этому надо учиться, и он научился, у него были педагоги, у него были режиссеры. Можно научиться, работая с Бодровым, как Акиньшина, опять же, это талант обучаться, одного обаяния и одного эффекта присутствия, когда человек сел, ничего не делает и на него интересно смотреть, для того чтобы стать актером, особенно театральным актером, недостаточно.
Анастасия Адерес:
Лицо актера, если его рассматривать, как инфлюенсера, человека, который оказывает влияние на массу людей, за которым следит огромное количество аудитории, подписчиков, насколько важно соблюдать некие границы в своих высказываниях, в своем поведении, из-за этого же у нас произошел раскол в искусстве, кто-то в иноагенты попал, кто-то нет, я сейчас говорю не про политику, а в целом про поведение многих творческих личностей. Должен ли поддерживать внутреннюю политическую ситуацию облик актера?
Никита Высоцкий:
Приличным человеком быть нужно, и публичному человеку в том числе. Нельзя говорить плохо про женщину, с которой ты когда-то был близок, потому что ты с ней поссорился, но это и в жизни нельзя, и в медиапространстве нельзя, и актеру нельзя, и режиссеру нельзя. Медиапространство живет такими вещами, чтобы кто-то сказал, что она овца и так далее. Есть вещи, которые просто нельзя, но они не отличаются от тех вещей, которые нельзя обычным людям.
Что значит ответственность, почему я не должен отвечать за то, что я развелся с кем-то и теперь у нас тяжелые отношения? Я должен отвечать за это, но я не должен это нести в пространство, просто потому что она женщина, она мать моих детей, потому что мужчина не может делать плохо женщине, а не потому, что это в медиапространстве.
У нас огромное количество специалистов, которые называют себя медиаменеджерами, которые говорят, что на вашем сером приличном фоне, где все хорошо, денег не сделаем, надо это нарушать. На мой взгляд, не надо, я знаю огромное количество людей, которые говорят, что это условия игры, мы нарушаем, мы должны привлекать к себе внимание, это одна сторона. А вторая сторона, насколько ты ответственен перед обществом, если ты думаешь не так, как это общество. Знаменитым делает человека не общество, а что-то другое – талант, удача, а общество платит ему деньги, покупая билеты на спектакли, и поэтому он не должен вступать в конфликт с этим обществом. Очень спорная мысль, так же, как спорная мысль, что государственные деньги, то есть деньги, полученные от налогоплательщиков государством, могут даваться только тем, кто восхваляет это государство. Главное, что я никого не переспорю, я знаю огромное количество спорщиков, которые говорят, что такой-то снял картину про то, что Россия плохая, его любят на Западе, а он это сделал за бюджетные деньги, будь проклят, отрубить руки тем, кто ему давал наши рубли, которые мы отдали в налоги.
Я не считаю, что это есть обязанность художника, другое дело, художник должен быть готов, что когда он пошел на конфликт с обществом, с продюсером, я недавно был свидетелем, как художник пытался доказать продюсеру, который вложил в картину под миллиард рублей, что он главнее, чем он. Что случилось, как вы думаете? Продюсер просто выгнал его. И художник должен быть к этому готов. Если ты идешь на конфликт, этот конфликт совершенно не обязательно должен кончиться тем, что тебя все расцеловали и сказали, какой ты молодец, как все хорошо. Доводить творческие, идеологические проблемы, которые возникают в жизни любого коллектива, театра, студии, до ситуации, когда нельзя разговаривать, а дальше можно только бить морду, сажать в тюрьму, выгонять из страны, нельзя, это значит, что люди чего-то не умеют. Но, к сожалению, жизнь так устроена, люди не умеют так общаться, чтобы никогда не воевать, люди обязательно общаются, они врут, делают подлости, это вскрывается, начинается мордобой, в отношениях между странами начинается война, это жизнь. Нужно ли эту жизнь вводить в законодательные формы? Наверное, нужно, я считаю, что материться в прямом эфире не нужно, хотя если бы сейчас я выдал пару сентенций по поводу Никиты Кологривого, у вас бы увеличился рейтинг: «Сидит Высоцкий, материт ведущую, давай смотреть». Я считаю, что материться не нужно, художника давить, потому что он думает не так, как большинство, глупо, неконструктивно, насильно мил не будешь, это должен понимать и художник, который материт ведущую в прямом эфире или своих коллег, это риск. Кологривому пока прощают, хотя Бог знает, что с ним будет дальше. И в обратную сторону, государству мочить несогласных неправильно, надо договариваться. Разные люди, разные мнения, я в это верю, и самое сложное – держать равновесие.
Мы делали упражнение, учил Дразнин, брали бутылку, а сверху дощечку, и учились стоять, циркачи ставят одну бутылку, потом другую и так далее. Не надо так, это слишком сложно, а учиться, чтобы тебя не сносило никуда, чтобы ты, имея мнение, не доводил себя, чтобы тебя не заносило, чтобы ты не впадал в агрессию, в мордобой, в проклятия. Не могу слышать, когда сейчас очень многих людей, которых я уважаю, каждое, простите меня, мелкое дерьмо, которое за свою жизнь ничего не сделало и никогда не сделает, ругает в прямом эфире, вроде как нужно. Мне все время хочется сказать – встань, подойди к зеркалу, посмотри на себя. Ты такой идеальный, что имеешь право выносить вердикты? Что ты сделал в этой жизни, чтобы этих людей осуждать? Ладно, люди, которые воюют, хотя от них этого почти не слышно, они делают страшную работу, потому что приказ, потому что страну свою надо защищать, как бы ты к этому ни относился, это твоя страна. Но они как раз молчат, а те, кто сидят на диванах, говорят: «О, у этого надо дом забрать». Я против этого, не потому что я миролюбивый, я тоже активный, агрессивный и готовый обижаться, и мне кажется, я умею держать равновесие, в этом вопросе это самое главное, и вообще в жизни важно уметь держать равновесие, уметь делать так, чтобы тебя не валило ни вправо, ни влево, а ты стоишь. У моего отца есть такой текст: «На вертящемся гладком и скользком кругу равновесье держу, изгибаюсь в дугу». Это очень сложно.
Анастасия Адерес:
Вы в одном из своих интервью сказали о том, что если бы Ваш отец не умер, то он бы переехал в Америку.
Никита Высоцкий:
Нет, это сказал не я, у него была идея, он собирался ехать, была поездка в 1979 году, и финансово была очень успешная, в Канаде он записался, в Нью-Йорке сделали его пластинку, в то время как здесь не мог, а там просто по щелчку, и пластинка готова, и во Франции он писался. А здесь в это время лежали его гиганты, записанные на «Мелодии», и не выходили. У него была надежда, ухарство, не совсем, как у Никита Кологривого, что он сможет уделать Америку, преодолеть языковой барьер, сниматься в Голливуде, там были продюсеры, в нем заинтересованные, что он будет там работать, и это будет востребовано, и самое главное, что он поправит здоровье. Я от него слышал, что там есть врачи, которые вылечат все, что у него есть. При этом говорил, что он не эмигрирует, что он собирается там поработать, они так организовали с Валерием Павловичем Янкловичем, его очень близким другом и импресарио, к нему разные люди по-разному относятся, но я к нему отношусь с огромным уважением, потому что я видел, как мой отец к нему относится, и они даже делали Валерию фиктивный брак, чтобы он поехал туда работать. И он бы, конечно, вернулся, он прекрасно понимал, и об этом тоже многие от него слышали, не один я, что здесь его настоящая поэтическая публика.
Он встречался с Бродским в Америке, Бродский писал на английском языке в конце жизни и был популярен как англоязычный, а не русский поэт, и у него была уверенность, что я тоже смогу преодолеть этот барьер, как Барышников танцевал, и вся Америка балдела, отец тоже с ним встречался, хотя ему запрещали встречаться с эмигрантами и в Америке, и во Франции, а он встречался и дружил. Я думаю, что он не собирался эмигрировать, он собирался расширить собственные границы, свои возможности, и он верил, что сможет это сделать. Но я убежден, что если бы так получилось, что 25 июля 1980 года он не умер, и его идеям, что он полетит в Америку, суждено было бы сбыться, он достаточно скоро вернулся бы, не потому что зубы сломал о Голливуд, а потому что его страна была здесь. Он из тех, кто вне России, в отличие от Бродского, у которого появилась возможность вернуться, но не вернулся, он бы так не смог, я в этом убежден. А я знаю людей, которые говорят: «Никита, ты был вообще ребенком, что ты понимаешь? Он бы уехал». Я слышал это от разных людей, которые эту точку зрения тиражируют, Дмитрий Быков, иноагент, я с ним не согласен, не потому что модно или безопасно не соглашаться и иноагентами, просто считаю, что отец смог уехать, но через какое-то время он бы вернулся, тем более, что все это в сослагательном наклонении, он не уехал, у него есть текст: «Не волнуйтесь, я не уехал, и не надейтесь, я не уеду».
У меня есть такая черта, я не вычитываю интервью, если уж я разговариваю с человеком, я ему доверяю, делай что хочешь. Может быть, для заголовка надо было сказать – Высоцкий собирался эмигрировать. Но я так никогда не думал, я с этим не согласен.
Анастасия Адерес:
Многие эксперты считают, что феномен Владимира Высоцкого в том, что он прекрасно чувствовал народ, настроение. В чем феномен популярности Вашего отца? Наследие бессмертно, и оно живет до сих пор, судя по тому, что живет и дом-музей, и песни, и множество вечеров проходит, и оно пользуется популярностью, причем не только у старшего, среднего поколения, но и совсем молодых.
Никита Высоцкий:
Я рос, когда отец уже был тем Высоцким, которому ставят памятники по сию пору, кого вот-вот введут в школьную программу, он был очень популярный, и я это видел. Когда он ушел, мне было 16 лет, и на похоронах я понял, что я про него ничего не понимаю, почему эти тысячи людей плачут так же, как я. Я пытался ответить на этот вопрос, иногда казалось, что я понимаю, иногда нет. Думаю, что помимо того, что это талант от Бога, ему было суждено сделать то, что он сделал, и это было необходимо. Он большой серьезный русский поэт, который очень непросто шел к тому, что ему было суждено, у него первая песня написана в 23 года, Лермонтову в эти годы оставалось жить копейки, а он только написал первую песню, и он большой серьезный русский поэт, который сумел, как Христос сказал, чашу эту мимо пронеси, а у него было, что я эту чашу должен испить, то есть он должен исполнить свое предназначение. Христос в конце концов исполнил свое предназначение, хотя просил – Отче, чашу эту мимо пронеси. Он человек, которому был предназначен такой путь, и у него хватило воли, таланта, понимания самого себя и жизни, чтобы этот путь пройти. Очень многие люди, обладая огромным талантом, сгорают и не выполняют функцию, которая есть у талантливого человека, а он из тех, кто выполнил.
Почему нет второго Высоцкого? Потому что второй Высоцкий не нужен, потому что тот первый и единственный все сделал. Я пытаюсь это говорить, это не так интересно, не так весело, не так забористо, что он просто был такой парень, в Америку собирался уехать, на Мерседесе гонял – он был большой серьезный русский поэт, и это очень трудно, он жил в очень сложное время, прожил недолго, но я повторяю: все, что было нужно, он успел, выразил свое время. Когда-то я видел, как пытался на этот вопрос публично ответить очень уважаемый мной человек, Юрский, он не просто актер, режиссер он был очень светлым, умным человеком, и он говорил: «Для меня это загадка, почему актер выразил свое время», – Юрский с Высоцким вместе работали. «Почему актеру было суждено выразить свое время, клоуну, шуту? Но это было суждено, и он с этим справился». Гений – это не тот, кого любят, хотя иногда их и любят, это те, кто выражают свое время, свое поколение, суть своего времени, в этом смысле Высоцкий гений, поэтому его будут помнить. Если в Голландии что-нибудь изменится и скажут забыть Ван Гога – невозможно, и так же Высоцкий останется в жизни нашей страны, в русской культуре.
Анастасия Адерес:
Из ныне живущих звезд, известных деятелей культуры, певцов, актеров кто оставит наследие и кого будут помнить через 50-100 лет?
Никита Высоцкий:
У меня есть предпочтения, и я бы хотел не ошибиться, но воздержусь. Сейчас время очень шумное, лживое, пенное, будут помнить людей, которые не то, что из глубины вынырнут, когда сойдет вся пена, может, они здесь, но все-таки из глубины, которые говорят вещи не сегодняшние, не сию секундные, а вещи, которые останутся во времени. Кто это? Наверное, литераторы, поэты, но не актеры и не режиссеры, к сожалению, возможно, это люди, связанные с творчеством.
Анастасия Адерес:
А конкретные имена? Алла Борисовна Пугачева?
Никита Высоцкий:
Она останется навсегда, какой угодно дайте ей статус, и ее будут помнить. Как мы можем не помнить Ермолову, ее никто не видел, только картину, которая висит в Малом театре, и знаем, что Ермоловский театр, она тоже выразила свое время.
Анастасия Адерес:
Любэ?
Никита Высоцкий:
Они останутся, не знаю, каким образом, как и многие, но так, как Высоцкий или Тарковский выразили свое время, Шукшин, Ахмадулина, Окуджава, это было великое время, были великие люди. Мне кажется, это будет литература, поэзия, музыка, но не театр и не кино, не телевидение и не интернет, это будет что-то, что сейчас опрокинуто, забыто, а через какое-то время вспомнят.
Анастасия Адерес:
То есть кино в наше время, которое останется в наследии, Вы не наблюдаете?
Никита Высоцкий:
Кино все больше и больше становится технологичным, театр все больше и больше становится коммерчески ориентированным, и он променял идеологическую зависимость на зависимость коммерческую. Театр в том виде, в котором он существует, великий русский театр, театр-труппа, а не театр, который набирается под проект, американская, европейская система, она у нас тоже есть, они очень технологически и финансово зависимые, Мне кажется, что художник, творец, тот, кто выражает время, должен быть свободен, или как папа Франциск дал расписать собор Буанаротти, расписал и остался навсегда.
Я верю в литературу, в то, что на сегодняшний день выразило Россию со всеми ее проблемами, противоречиями, многосоставностью, разными религиями, мультикультурную Россию выразила русская литература, которая началась с Пушкина, выразила музыка, которая началась примерно тогда же, но там другие имена, это музыка XX века, Шостакович, это театр и кино, которые выразили свое время. Просто сейчас я не очень верю в кино, в театр, они переживают другую стадию, хотя кто думал про то, что вторую половину XX века выразит актер, причем не потомственный, Высоцкий Владимир Семенович, который не был ни членом Союза писателей, ни членом Союза композиторов. Когда он умер, было написано, что Таганский театр с глубоким прискорбием сообщает о смерти актера Высоцкого Владимира Семеновича, и что этот человек выразил свое время, а какие-то мозгляки сидели и говорили: «Нет, наверное, Распутин, Астафьев, кто бы это мог быть?» – и тут бац, Высоцкий. Может быть, будет все наоборот, но мне кажется, что это будет писатель, музыкант или поэт.
Анастасия Адерес:
Чему бы Вы хотели научиться у Владимира Высоцкого, если бы удалось с ним сейчас поговорить, и чему советуете научиться остальным?
Никита Высоцкий:
Чему-то я учился у него, пока он был жив, и это простые вещи, в чем-то он был простым и ясным человеком, простота, как он говорил, не в смысле «простота хуже воровства», а ясность, и творчество его было такое же. Я бы спрашивал о том, как поступать, когда поступать необходимо, а ты не знаешь как, чему верить – другим людям, брать чужое или ждать, что тебе все-таки во сне или в последний момент кто-то что-то подскажет, молиться, когда надо принимать решение, а ты знаешь как. В стрессовых ситуациях он и нужен, его очень много в интернете скачивают, его очень много слушают или закидывают на него современную хронику, интернет – все-таки дело молодых, потому что сложное время, потому что нет времени посидеть года три, почесать репу и сказать – пожалуй, вот так, нужно принимать решение сейчас. Если бы я его услышал или когда-то будет возможность, я буду не спрашивать, я буду молчать и слушать, если захочет – скажет.
Анастасия Адерес:
Спасибо большое, наша программа подошла к концу, в гостях у нас сегодня был кинопродюсер, сценарист, режиссер, актер и педагог Никита Владимирович Высоцкий, а также с вами была Настя Адерес и «Кофе-брейк со звездой». До новых встреч.