Наталья Урмацких:
Добрый вечер, уважаемые слушатели и зрители Mediametrics, самое время начать нашу программу «Пирамида Урмаслоу», программу о человеческих возможностях и нечеловеческих потребностях, все, как обычно, для вас и про вас в том числе. Сегодняшняя наша тема звучит, как «Вывих мозга», но тема более медицинская и околомедицинская, потому что о возможностях нашего серого вещества и все, что между и рядом с ушками в черепе – это очень интересно. Как говорил профессор в одном известном фильме, мозг – дело темное, исследованию не подлежит. Но моя сегодняшняя гостья опровергает это утверждение и очень много знает об этой загадочной субстанции, которую мы называем мозгом. Марина Аникина – врач-невролог, кандидат медицинских наук. Очень рада Вас видеть в этой студии, мы встречались и разговаривали о нейронных связей. «Вывих мозга» – я имела в виду, когда называла эту программу, некие отклонениями от нормы, но вызванными не внутренними психическими состояниями, а внешней агрессивной средой, как то травма, стресс, возраст. Насколько еще не исследован мозг?
Марина Аникина:
Мозг становится все более и более исследован, и в последние несколько месяцев, последний год я занимаюсь функциональными неврологическими нарушениями, и если раньше это были пациенты, от которых отмахивались, и они годами ходили в поисках чудесной таблетки или чудодейственного средства, все говорили: «Слушайте, у вас психосоматика», – и пациент был обижен, а сейчас все больше и больше мы понимаем, что есть такое понятие, как слабость функции, и это то, что нужно объяснить пациенту, что можно и нужно корректировать, поэтому сейчас это не тупиковый термин, а вполне нормальное жизнеспособное состояние.
Наталья Урмацких:
Что из себя представляет слабость функции?
Марина Аникина:
Есть мышцы, как у бодибилдера, а есть мышцы, как у грациозной девушки, не фитоняшки. И если мы приложим разную степень нагрузки на ту и другую мышцу, понятно, кто победит – тот, кто имеет более натренированную функцию, а именно мышцу в этом примере. Также могут страдать и эмоциональные звенья, интеллектуальные звенья, звенья, которые отвечают за движения, и могут возникать нарушения походки, шаткость, нестабильность, неустойчивость, могут возникать разные болевые синдромы.
Наталья Урмацких:
Это свидетельствует о ненатренированности мозга?
Марина Аникина:
Это свидетельствует о том, что функция, которая в спокойном состоянии поддерживается нормально, под влиянием стресса выбивает из колеи, то есть происходит срыв адаптации. Что нужно сделать? Нужно обучить человека определенным приемам как с этой функцией управляться, как с ней жить, как ее обратно поставить в норму, эксплуатировать дальше в соответствии с инструкцией. То есть изначально к этому есть склонность, например, как барышни раньше теряли чувства в порыве страстей.
Наталья Урмацких:
А что способствует выбиванию этой функции из колеи?
Марина Аникина:
Весь наш современный мир способствует выбиваю функции из колеи, у нас очень много стрессов, у нас очень быстро текут информационные процессы, их огромное количество, ко мне обращаются часто люди, которым 30-35-40 лет с жалобами на нарушение памяти, нарушение внимания, и все говорят: «Это Альцгеймер?» Я Альцгеймером занимаюсь, и это не Альцгеймер, просто слишком много входящей информации, мозг начинает так или иначе сортировать – это мы возьмем, это не возьмем на борт, этого слишком много стало. В какой-то момент люди начинают говорить: «Ты знаешь, как будто отсекло, на какой-то момент я 5 минут разговора не помню», – ты перегрузился.
Наталья Урмацких:
Есть reset, или мозг сам фильтрует эту информацию, или ему надо помочь?
Марина Аникина:
Для нас reset – это сон, во время сна происходит распределение информации по уровням, что-то подстирается, что-то уходит в долговременную память, поэтому правильно переспать с мыслью. Есть глобальная задача, переспи с ней, утро вечера мудренее – это не просто так сказанные слова.
Наталья Урмацких:
Я прочитала, что во сне мозг еще более активно действует, работает, не является ли это дополнительной нагрузкой для него?
Марина Аникина:
Он работает, систематизирует данные, он их обрабатывает, он их дополняется, соотносит с уже имеющейся информацией, он систематизирует, поэтому если не дать спокойно разложить навык на составляющие части, новую приобретенную информацию, то она будет сваливаться, как снежный ком, и этот снежный ком будет с каждым днем все больше и больше, если мы не даем части работы мозга свершиться.
Наталья Урмацких:
А какая часть мозга активно отвечает за усваивание, раскладывание по полочкам, в том числе отфильтровывание и блокировку ненужной информации?
Марина Аникина:
Это поясная кора, область гиппокампа, это достаточно глубинно расположенные структуры, которые участвуют в обучении, поэтому перегруз информацией не способствует тому, что будет систематизироваться навык, все нужно делать поэтапно.
Наталья Урмацких:
Сейчас в тренде такая вещь, как биохакинг, люди совершенствуют свои навыки, в том числе и мышечные, мыслительные, интеллектуальные, и здоровье улучшают, организм улучшают с помощью либо медикаментов, либо дополнительных тренировок, все это сейчас на волне, все это обсуждается, кто-то даже целые отчеты пишет, как они стали суперлюдьми. А можно ли в отношении мозга применить какие-то улучшатели?
Марина Аникина:
Все в организме направлено по отношению к мозгу, то есть бьется сердце, дышат легкие, у нас есть черепная коробка, все, чтобы защитить мозг либо обеспечить мозг кислородом, кровью.
Наталья Урмацких:
Но стоит ли стимулировать его дополнительно?
Марина Аникина:
Здесь вопрос очень двоякий, потому что биохакинг в настоящее время стал ругательным словом в связи с тем, что это стало модно и не стало так качественно, как закладывалось изначально. Модно и правильно – уважать свое тело и следить за своим здоровьем. Когда мы хотим взять взаймы что-то, будьте готовы к тому, что мы будем отдавать тройную цену, поэтому систематизировать питание — абсолютно да, правильно подходить к нагрузкам физическим – абсолютно да, это 150 минут в неделю по градации ВОЗ, пожалуйста, если нет тяжелых заболеваний, режим сна и отдыха – абсолютно да, режим психологической гигиены – абсолютно да, когда ты не тянешь с работы домой рабочие дела, есть копинг-стратегии, как справляться с этим, вечером пиши в ежедневник, утром читай. Завершай информацию, не тяни ее психологически дальше. Гигиена сна, высыпаться, спать на удобном матрасе, спать в комфортной среде в плане проветривания, температуры. Переключаться, развлекаться – ну чем не биохакинг в хорошем ключе? А выжимать из себя – обычно это плохо заканчивается.
Наталья Урмацких:
Любая насильная стимуляция сверх нормы, сверх здравого смысла и рекомендаций ВОЗ, чем заканчивается, если говорить о мозге?
Марина Аникина:
Психозом.
Наталья Урмацких:
Только ли? Инсульт?
Марина Аникина:
Все может быть по-разному, мы касаемся мозга, я думаю, что каждая мама, у которой есть дети-подростки и уже старшие дети, знают, что такое подготовка к экзаменам у детей, когда ребенок в повышенном возбуждении, и ряд родителей говорит: «Слушайте, нам какую-то таблеточку надо, чтобы ребенок хорошо подготовился», – и многие родители дают сами, сами назначают какие-то вроде полезные препараты. Я думаю, многие отмечали, что дети становятся раздражительными, неуравновешенными, плаксивыми, не сдают экзамены, потому что уровень тревоги просто захлестывает и мешает организованно работать функциям. Когда меня спрашивают, что дать ребенку – дать поесть и выспаться.
Наталья Урмацких:
Дайте ему побыть с самим собой.
Марина Аникина:
Самое лучшее, что можно дать, это дать мозгу ресурс, переспать с той информацией, которая есть, выспаться, покушать спокойно, встать пораньше, чтобы не торопиться на экзамен, и прийти подготовленным, пойти в первой пятерке, чтобы себя не накручивать, или в первой десятке, и сдать этот экзамен.
Наталья Урмацких:
Подростки в силу своего возраста, гормональных изменений чрезвычайно возбудимы, чрезвычайно лабильны, очень впечатлительны, их мозг насколько подвержен этим страданиям, можно ли как-то их уменьшить, и какие рекомендации? Или пусть сама разбирается, выплывет, так выплывет?
Марина Аникина:
У нас в мозге за поиск новизны, удовлетворения отвечает гиппокамп и гиппокампальная зона, она очень чувствительна к дофамину, поэтому особенно в подростковом возрасте встречаются, кроме всяких любовей, увлечений, и не очень хорошие увлечения, есть изменения пищевого поведения, это у нас ребенок ест, это не ест, здесь вдруг ест много, начинает есть много сладкого. Бывают в подростковом возрасте такие моменты, потому что они уже не дети вроде как, они уже взрослые, из-под маминой пяты уползают, могут себе позволить что-то купить, покочевряжиться, что они едят, что не едят. Конечно, это все подстегивается гормонами, это чувствительность к дофамину, но дофамин нам нужен еще и в полезном русле, он отвечает за подвижность, поэтому правильно в советское время детей отдавали в спорт, то есть больше физической нагрузки – больше дофамина уходит на физическую активность, а не в те зоны, которые отвечают за сексуальное влечение, за пищевое влечение, то есть сделать эти акценты более умеренными за счет того, что больше дофамина уйдет в движение, то есть танцы, футбол.
Наталья Урмацких:
Но они же сейчас все в компьютерах.
Марина Аникина:
Дофамин стимулирует поиск новизны, новизны ощущений, то есть такой момент, когда еще охранительные системы мозга не так классно развиты, лобные доли не такие еще мудрые, не могут сказать: «Слушай, стоп, это небезопасно, не надо это делать, не надо это пробовать, не надо туда ходить». Тяга есть, потому что дофамин образуется, его надо куда-то девать, в спорт не ушел, в движение не ушел, поэтому возникают разные склонности, потребности. Конечно, есть генетические к этому предрасположенности, особенная чувствительность рецепторов, можно склонность к наркомании, алкоголизму изучать, это психиатры-наркологи изучают, но в целом концепция такая — не уходит куда надо, бьет по тому, что не надо.
Наталья Урмацких:
Еще одна модная сейчас тенденция – это киберспорт, все соцсети, интернет говорят, что вау, какая штука интересная, и много молодых людей погружаются в эту атмосферу, дофамин будет там находить свой выход, или все-таки именно физическая нагрузка?
Марина Аникина:
Отчасти, потому что даже когда мы моделируем, что мы будем двигаться, все равно эти зоны мозга и мышцы находятся в состоянии предготовности, мы прописываем путь движения, но мы его не реализуем. Это не физиологично, это тратит огромное количество внимания – следить за картинкой, за звуками, это больше можно в дополнение, то есть если ты профессиональный спортсмен, плюс тренировка – это замечательно, но если это только киберспорт, то неполноценно.
Наталья Урмацких:
На одной из Ваших лекций Вы сказали, что мозг – это такая же мышца, ее надо тренировать. Тренировка мозга для разных возрастов, категорий людей разная. Господин Вассерман будет одним способом тренировать, а я кроссворды порешаю, но есть какие-то общие рекомендации для подростков, для работоспособных людей, как мы, 30+, для пожилых людей – это отдельная тема. Давайте ограничимся молодыми и слегка не молодыми людьми. Несколько практических советов в плане тренировки этой мышцы.
Марина Аникина:
Сейчас, казалось бы, надо полностью с головы на ноги и обратно с ног на голову поговорить о тренировке мозга, а мы будем говорить о других вещах, потому что доказано: у пожилых людей, чтобы тренировать мозг, надо тренировать движения. Это является самой эффективной профилактикой болезни Альцгеймера, деменции, то есть не кроссворды, а физическая активность, потому что ничто так не прокачивает мозг, как движение и контроль движения, там же еще и контрольная функция включается. С учетом того, что у нас такой поток информации, нас захлестывают информационные потоки, нам нужно постоянно что-то обрабатывать, мозг крайне нуждается в том, чтобы от него отстали на какое-то время и дали ему передышку. Эту передышку мы можем дать, только уводя фокус нашего внимания на контроль за движениями, то есть мозг так кайфует, когда он не обрабатывает отчет на завтра, не пишет доклад.
Наталья Урмацких:
То есть гречку надо перебирать?
Марина Аникина:
Спортивная ходьба – вообще потрясающе, когда ты следишь за темпом, за дыханием и ни за чем больше, занятие на эллипсе, велотренажере, ты тоже должен следить за дыханием, за движением, как ты выполняешь эти движения. Еще один совет, я все время говорю – сфокусируйтесь на том, что вы делаете сейчас, вы почувствуете, как голову отпустит, то есть у вас будет просветление в голове. На одной из лекций по Альцгеймеру я говорю: знаете, какой кайф испытывает мозг, когда ты чистишь картошку и думаешь не глобально про мир, а что я стою и чищу картошку. Мозг в этот момент говорит: «Это все?»
Наталья Урмацких:
Энцефалограмма показывает, когда мозгу нравится, или просто по личным ощущениям?
Марина Аникина:
По личным ощущениям. Это можно посмотреть на ФМРТ в научных целях, потому что ФМРТ сейчас делается по ограниченным показаниям, а функциональная магнитно-резонансная томография показывает функцию в момент времени, то есть какая зона более активна, поэтому сейчас все больше и больше мы узнаем о слабости функции, о том, как проявляется любовь и зависимость, почему студенты влюблены – это моя любимая тема, почему студенты влюблены. Мозг кайфует от того, что его лишили этой многозадачности, ты просто чистишь картошку.
Наталья Урмацких:
Тему любви мы не можем не затронуть, более того, я прочитала о некоем обсессивно-компульсивном расстройстве, между прочим, невроз навязчивых состояний, психическое расстройство нередко у подростков, молодых людей и нередко из-за неразделенной любви. Страшная штука, я читала отчет парня, который это пережил. Он бегал за девчонкой, которая его игнорировала, ноги об него вытирала, а он пошел потом к психиатру. Но все-таки эти расстройства больше к психиатрии относятся.
Марина Аникина:
Конечно, это больше к психиатрии. Вообще неразделенная любовь, любовь к кумирам, идолам, которые никогда не будут с тобой, это тоже из разряда нездоровья, то есть человек стремится личностно тоже к целостности.
Наталья Урмацких:
Но как невролог Вы мне скажите, на что способен мозг в такие состояния? И как его уберечь?
Марина Аникина:
Мне попалось недавно исследование, где на фоне картирования функции мозга на МРТ сравнивали влюбленность и наркозависимость, и очень много нейрональных сетей, которые перекрываются, но есть и другие сети. Во влюбленности лобные доли работают лучше, поэтому мы не влюбляемся в тех, кто слишком далек от возможности быть с нами, то есть это нормальная защитная функция нормального мозга.
Недавно мне попалась цитата Ренаты Литвиновой из интервью 10-летней давности, где она говорит, что любовь, когда лазанья в окна, все-таки болезненная, хочется такой любви, где люди согревают друг друга, где сильная личность топит тебя в этих эмоциях, и ты просто позволяешь быть немножко притопленным этими чувствами, но они тебя не разрушают.
Наталья Урмацких:
Но все-таки разница между мужчиной и женщиной в том, что мужчина лазит в окна, а не женщина.
Марина Аникина:
Женщины тоже, бывает, под окнами стоят.
Наталья Урмацких:
Это тоже норма?
Марина Аникина:
Я считаю, что это патология, это про болезненность.
Наталья Урмацких:
Почему Вы сказали, что студенты влюбляются? Они в преподавателей влюбляются или просто сами по себе?
Марина Аникина:
Сами по себе. Это была прекрасная история: я несколько лет назад получала высшее психологическое образование, потому что это было нужно для моей работы по диагностике деменции, а читали про все, в том числе про социальную психологию. Рассказывали эксперимент, когда люди получали второе высшее образование, то есть лет 35-40, то есть взрослые люди, на них проводили тестирование как на добровольцах. Когда собрали статистические данные, сказали: «Зачем вы нас обманываете?» Там был вопрос «влюблены ли вы сейчас»? 95% людей ответили, что они влюблены из этой группы. Слушайте, у вас семьи, дети, какие влюблены? Пояснял нам этот феномен психолог, он сказал, что студенты всегда влюблены, независимо от того, сколько им лет, то есть когда ты изучаешь что-то новое, ты находишься в поиске новизны, ты находишься в азарте.
Наталья Урмацких:
Тот же самый дофамин.
Марина Аникина:
Это очень так здорово, тебе дают нейромедиаторную дорожку для того, чтобы почувствовать моменты влечения, это очень похоже на влюбленность. Поэтому даже если они не влюблены в определенный объект, они находятся в этой эйфории, в этой влюбленности, поэтому обучаться – это здорово. Я могу сказать, что если меня оставить один на один с компьютером и с двумя чашками кофе, я чувствую влюбленность.
Наталья Урмацких:
И пусть весь мир подождет. Вернемся к внешним агрессорам по отношению к нашему мозгу, к механическим агрессорам – это черепно-мозговые травмы. Кроме того, что это влияет на качество жизни и человека делает зачастую инвалидом, чем может аукнуться даже простейшая черепно-мозговая травма, как сотрясение мозга?
Марина Аникина:
Сотрясение мозга должно бесследно проходить, бывают посткоммоционные синдромы – это головная боль, недомогания, вялость, рассеянность, то есть могут отражаться на качестве функции, качестве поддержания внимания, удержания кратковременной памяти, то есть в большей степени будет влиять на функцию внимания. Есть более тяжелые состояния, когда происходит диффузное повреждение, когда рвутся проводники, то есть наша целостность функции, одна часть мозга хорошо соединяется с другой, и эти коммуникационные волокна пронизывают весь мозг, поэтому возникают эти нейрональные связи. Когда происходит диффузное повреждение, не видно локального ушиба мозга, есть множественные надрывы этих связей, и функция слабеет, потому что нет правильной коммуникации между соседними участками.
Наталья Урмацких:
Ее можно восстановить?
Марина Аникина:
Это все зависит от возраста человека и от изначальной структуры организации нервной системы. Конечно, если изначально было много этих коммуникативных волокон, часть из них повредилась, сильно на функции это не отразится. Если человек был с недостаточно раскачанным мозгом, то будет значительный дефект, возможно, будет незначительный относительно того, каким человек был и стал, но когда мы сравниваем со сверстниками, будет уже глобальная разница.
Наталья Урмацких:
Есть такое заболевание лиссэнцефалия, это гладкий мозг, две извилины. Эта патология несовместима с обычной жизнью, инвалид?
Марина Аникина:
Все энцефалиты глобально повреждают вещество мозга, поэтому чем глобальнее повреждение, тем тяжелее проявления, то есть это вплоть до вегетативного состояния, когда нет даже попытки для реабилитации, потому что нет субстрата для реабилитации. Все пациенты с энцефалитом, с последствием энцефалита проходят очень тщательную диагностику на момент курабельных состояний, когда мы не должны терять возможности реабилитировать пациентов.
Наталья Урмацких:
А что происходит при этом заболевании? Изначально просто родовая травма, человек рождается с таким заболеванием? Или энцефалитный клещ укусил?
Марина Аникина:
Энцефалит – это всегда воспалительное заболевание.
Наталья Урмацких:
Что происходит? Извилины стираются?
Марина Аникина:
Происходит повреждение. Наиболее частые энцефалиты – это герпетические, когда происходит повреждение герпесвирусом вещества мозга, повреждается и серое вещество, и белое вещество, идет расплавление вещества мозга.
Наталья Урмацких:
Это как плесень, если визуально представить.
Марина Аникина:
Нет, как очень сильная воспалительная реакция, которая повреждает целостность вещества, поэтому структура нарушается, функция тоже теряется. Достаточная часть пациентов, к сожалению, погибает в остром периоде, та часть, которая выживает, имеет выраженный дефект. Есть часть локальных энцефалитов, которые повреждают непосредственно зоны, отвечающие за память, гиппокампальная область. Недавно коллега презентовал случай: 15 лет ребенку, 2 года назад перенесенный энцефалит, есть структурные изменения на МРТ, смотрели на предмет возможности реабилитации, нейропсихологические тесты совпадают с картиной на МРТ, ребенок похож на рыбку Немо, удержание памяти в момент прочтения слова, ребенок не воспринимает.
Наталья Урмацких:
Это уже никак не компенсировать?
Марина Аникина:
Не обратимо, в современных условиях нет.
Наталья Урмацких:
Есть противоположная метафора – семь пядей во лбу. Можно ли ее перенести на реальный мозг и сказать, что у этого извилин гораздо больше? Влияет ли количество извилин в мозге на интеллект, физические способности? Были какие-то исследования по этому поводу?
Марина Аникина:
Не влияет. Мы знаем, что мозг Эйнштейна достаточно небольшого веса.
Наталья Урмацких:
Все-таки вес играет роль?
Марина Аникина:
Не влияет. Влияет функциональность мозга и помещение в различные условия, когда образуется множество связей между нейронами, то есть считается, что все нейроны в мозге по 3-4 рукопожатия связаны между собой, по 3-4 клеточки, количество этих связей деградирует при болезни Альцгеймера, клеточки становятся одинокими, затухают, скучают. Не бросайте свои клеточки внутри семьи, не оставляйте их один на один.
Есть классные исследования астронавтов НАСА, когда исследовали как невесомость влияет на мозг, и выявили, что они в невесомости совершают такие кульбиты ногами, которые никогда не делают на земле, мозг вынужден подстраиваться под эти невероятные кульбиты с точки зрения контроля, и когда исследовали потом, что же происходит на земле, выявили, что просто раскачана моторная зона, которая отвечает за нижние конечности. Через 3 месяца они входят в норму, то есть они обладают повышенным моторным контролем, могут по канату ходить эти 3 месяца.
Наталья Урмацких:
А потом все проходит.
Марина Аникина:
Да, потому что они возвращаются в обычную среду, где движения ногами достаточно стереотипны, поэтому в реабилитации восстановить движение ног гораздо проще, чем движения рук.
Наталья Урмацких:
Выпрыгивая из штанов, нагружая себя чем-то совершенно не стандартным, ты быстрее устанавливаешь эти самые рукопожатия, нейросвязи.
Марина Аникина:
Если есть условия для пластичности, это нейропластичность, на которую все очень надеются, когда восстанавливаются травмы, инсульты и различные повреждения мозга.
Наталья Урмацких:
От чего она зависит?
Марина Аникина:
От качества мозга, который не поврежден, то есть может ли та часть взять дополнительную нагрузку, есть ли условия, в том числе трофические, нормально ли кровоснабжается мозг, больше ли живы те клеточки, которые синтезируют нейромедиаторы, эти импульсы, которые передаются от клеточки к клеточке.
Наталья Урмацких:
Что больше стимулирует эти нейромедиаторы? Стрессовые ситуации, ощущение счастья, дофамин? Какие из этих сегментов эмоций сильнее влияют на образование этих новых, устойчивых связей?
Марина Аникина:
Сложный вопрос, потому что на самом деле хорошие и плохие эмоции – это примерно одинаковый стресс. Можно умереть от счастья. В реабилитации используется управление функцией, мы таким образом заставляем функцию восстанавливаться в определенном контексте, а если функция восстановилась неправильно, ходьба восстановилась, но очень причудливо. Есть тоже концепция не исправлять, то есть какая установилась функция, такая пусть будет.
Наталья Урмацких:
Работает – не трогай.
Марина Аникина:
Работает, уже установилась, не переделывай, такая тоже есть методика. Не могу сказать, какая лучше.
Наталья Урмацких:
Главное, чтобы человеку было в этом комфортно. Основа реабилитации – это качество жизни.
Марина Аникина:
В постинсультной реабилитации мы уделяем внимание постинсультной депрессии и постинсультной деменции, с их наличием не восстановить человека, поэтому вся реабилитация построена на оптимальных условиях. Например, колешь ботулотоксин, чтобы снять избыточное мышечное напряжение для чего? Там есть дальше движение? То есть ты прогнозируешь движение, если ты снимешь этот мышечный зажим? Тогда делай. Нет – не делай. Заставлять делать что-то для чего? Если человек лежит, профилактика переразгибания стопы. Все должно быть целесообразно, не просто так.
Наталья Урмацких:
У меня ботулотоксин ассоциируется с подколочками, но это тоже мышечная работа, лицо, мимика, морщинки, от которых так тщательно избавляются женщины уже 18+, а не 40+, как было задумано изначально, а влияет ли это на работу мозга? Потому что теряются же мышечные связи.
Марина Аникина:
Я была в прошлом году на северной конференции, в Белоярском, это Крайний Север. Одна из заведующих кафедр спросила, насколько влияет на интеллектуальный статус, а вторая сидит напротив меня и говорит, что только попробуй сказать, что влияет. Я говорю: «Нет, Вы не лишите нас красоты». Но на самом деле надо ко всему относиться рационально, если это сделано физиологично, мы просто уменьшаем степень той мимики, которая делает нас не очень красивыми, а каждое утро, вставая к зеркалу, мы смотрим на себя – красавица, это заряд позитива, который только укрепляет наши интеллектуальные функции, поэтому в меру.
Наталья Урмацких:
Но у тех, которые много лет этим занимаются, отмирает все это.
Марина Аникина:
Мне кажется, там не было мозга. Кто это делает избыточно, тому не мешает, кто это делает физиологично, тому тоже не мешает. Влияет ботулотоксин на когнитивные функции? Нет, никак, ни в лучшую, ни в худшую сторону. Я на этом стою.
Наталья Урмацких:
Из разряда мифы и правда. Желто-зеленый оттенок – наиболее восприимчивый для мозга цвет, часто такой оттенок называется шартрез, цвет зеленого яблока. Рецепторы глаз воспринимают только лишь красный цвет, синий и еще зеленый, причем мозг так устроен, что не получает что-либо непосредственно о цвете, а лишь информацию о различной градации темного и светлого, плюс еще саму разницу между доступными ему цветами. Шартрез расположен в таблице частот, доступных для визуального восприятия спектра, приблизительно в центре, из-за чего рецепторам мозга легче распознать именно такой оттенок. Такая удивительная способность не осталась без внимания художников, магов, психологов и часто применяется в практиках как наиболее приметный и расслабляющий цвет. Что скажет доктор по поводу этого факта? Изучали влияние цвета на мозг, и что Вы скажете конкретно об этом цвете?
Марина Аникина:
Я могу только предположить, что желтый цвет воспринимается даже слепыми людьми – это доказано, это исследовано, что это тот цвет, который воспринимает ретикулярная формация, которая отвечает за бодрствование, поэтому яркие цвета, близкие к желтому, активно воспринимаются. Есть еще такой момент, что пациенты с болезнью Паркинсона и с болезнью Альцгеймера хуже воспринимают некоторые цвета, например, пациенты с болезнью Паркинсона хуже воспринимают синий и красный, а пациенты с болезнью Альцгеймера желтый и зеленый цвета. Как это приложить практически, я не знаю, но такие исследования есть.
Наталья Урмацких:
Еще один миф, развейте или подтвердите. Человеческая память способна держать в уме лишь 7 разных объектов из 3 разновидностей памяти: сенсорной, способной помнить долго, и краткосрочной, последняя может удерживать одновременно лишь порядка 5-9 различных объектов. Для большинства людей 7. Действительно ли одномоментная память может удержать 7 объектов?
Марина Аникина:
7 – среднее значение. Опытным путем доказано, что когда мы проверяем слуховую память, зрительную память, есть даже тесты, где 3 раза удается запоминать по 10, и 7 является средним показателем нормы.
Наталья Урмацких:
Если ты этот тест проходишь, то хорошая память, а если не набираешь 7, что делать?
Марина Аникина:
Не все однозначно, потому что этот человек может быть уставшим, у него могут быть эмоциональные нарушения в этот момент. Это должен быть человек, подготовленный к тестированию, поэтому можно себя самостоятельно тестировать, а можно идти к нейропсихологу, на нейропсихологическое обследование, я считаю, что это уважение к мозгу, как уважение к телу – знать холестерин, уровень сахара и гемоглобин, а уважение к мозгу в определенном возрасте – ходить к нейропсихологу. Вот я планирую в 60 пойти, кто со мной?
Наталья Урмацких:
Запишите в ежедневник. Не могу не задать этот вопрос, потому что это моя любимая тема: лень – это помощник мозга или вредитель?
Марина Аникина:
Лень – это прекрасно. Лень – это двигатель прогресса, это оптимизация того, что ты не хочешь делать наиболее кратким путем. Если мы не говорим о лени как о патологическом симптоме, то есть когда мы говорим о патологическом симптоме, мы говорим об апатии, не хочу делать ничего. Физиологичная лень как восполнение ресурса.
Наталья Урмацких:
Надел диван на плечи и ленишься в свое удовольствие.
Марина Аникина:
Ты можете это позволить, ты никому не мешаешь, ты никого этим не оскорбляешь, то есть не когда все вокруг бегают, суетятся, а я ленюсь, то есть ты социально не вызываешь отторжения, значит тебе надо отдыхать.
Наталья Урмацких:
То есть в этом нет ничего противоестественного.
Марина Аникина:
Да. Иногда мне нужно сделать презентацию, лекцию, и я думаю: «Делать лень», – и тут же звоню организаторам, говорю: «Отменилось?» – «Перенеслось». Замечательно!
Наталья Урмацких:
Еще и интуиция. А насколько она связана с мозгом, есть исследования? Все-таки это нечто объективное или субъективное?
Марина Аникина:
Я придерживаюсь мнения, что интуиция – это многоступенчатый, многофакторный анализ данных.
Наталья Урмацких:
Работа подсознания.
Марина Аникина:
Плохая погода, вероятность, что соберется группа на завтрашний семинар. Если бы собралось, то уже бы позвонил организатор, а если не позвонил, скорее всего, не будет ничего, отдыхай.
Наталья Урмацких:
Скоростная цепочка измышлений, как у Шерлока Холмса, только быстро.
Марина Аникина:
Я придерживаюсь этого, ничего эзотерического.
Наталья Урмацких:
Здорово. Вот такой прагматический подход у нашего доктора Марины Аникиной. Будем рады снова видеть Вас, Марина, в нашей студии. Всем пока.