{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Станислав Скакун основатель Biodata 13 сентября 2019г.
Жизни как Quantified Self эксперимент в поисках способа замедления старения
Системное отслеживание порядка 800 биомаркеров организма с целью изучения старения. Mind map организма, риск-панель, интервенции: инструменты биохакера для управления биологическим возрастом и состоянием систем «citizen science» человека

Юлия Смирнова:

В эфире программа «Молодость и долголетие». Сегодняшний эфир мы назвали «Жизнь как эксперимент по оцифровке себя в поисках способа замедления старения». Сегодня в эфире биохакер, человек, который осознанно относится к своему собственному здоровью, человек не из мира медицины Станислав Скакун – основатель и директор компании «Биодата Груп», организатор одного из крупнейших 5-летнего эксперимента с измерением своего организма по 800 показателям и эксперт одного из интереснейших фестивалей по биохакингу Rocket Science Fest.

Станислав, мы с вами начнём разговаривать о том, что такое биохакинг, раскрыв ваше личное понимание, как человека, осознанно относящегося к здоровью. Что такое старение? Для вас что это за процесс?

Станислав Скакун:

Сейчас нет единой теории старения, поэтому единственного ответа предложить не могу. Есть десятки гипотез о том, что такое старение, но можно их объединить в несколько, в 4 группы, например. Во-первых, есть взгляд на старение, как некий процесс постепенного угасания организма. Это накопление ошибок, постепенный износ организма, так же, как изнашивается машина, механизм. С этой точки зрения путь поиска лекарства от старения или интервенции против старения должен строиться на починке повреждений. Данное определение мне нравится больше всего, оно мне кажется наиболее близким. 

Юлия Смирнова:

А биохакинг ― это непосредственно изучение?

Станислав Скакун:

Биохакинг ― это движение в некотором смысле, его иногда называют протестным движением. Люди, которые не до конца находят для себя то, как должна работать медицинская услуга, пытаются построить для себя особый подход к своему здоровью. Мне больше всего нравится определять биохакинг как поиск неочевидных, но научно обоснованных способов воздействия на свой организм, чтобы увеличить его резервы. Ключевое слово «неочевидных, но научно обоснованных». Мы, наверное, будем ещё какие-то примеры называть, поэтому пока так оставлю. 

Юлия Смирнова:

Исходя из вашего определения смею предположить, что Вы, видимо, заинтересовались состоянием вашего организма в момент, когда были не очень удовлетворены конечным продуктом, который медицина предлагает вам, и занялись, взяли в руки процесс управления собственным здоровьем. Я правильно понимаю? Как вы пришли, как была создана панель, по которой вы себя изучаете, как системно вы это делаете?

Станислав Скакун:

Да, можно сказать, что интерес возник из-за столкновения с медициной, понимания того, как работает медицина, и как хотелось бы встроить медицинскую услугу в свою жизнь. Многие люди сталкиваются с медицинскими услугами, не все из них становятся биохакерами, энтузиастами измерений себя. У меня с детства был интерес к биологии, к живым системам; пусть даже я не работал, не проходил обучение в этой сфере, мне всё равно всегда было интересно следить за новостями биологии, генетики, науки, в целом о жизни. 

Юлия Смирнова:

Вы финансист по образованию? 

Станислав Скакун:

Да, я отработал в корпоративных финансах. 

Юлия Смирнова:

Но я слышала, вы хотите получить дополнительное образование? 

Станислав Скакун:

Планирую получить. Я планирую поступать в Первый мед. Там есть магистратура, биологическая направленность по биоинженерии, биоинформатике. Мне науки о жизни всегда были интересны, поэтому для меня возможность годам к 30 заняться тем, что мне всегда очень нравилось, совпало с тем, что объект эксперимента, то, что всегда находится перед моими глазами, – я сам. Поэтому я обратил внимание на себя, как на объект изучения.

Откуда взялась, почему появилось так много биомаркеров, откуда они взялись? Попробую дать простой ответ. У нас есть 10, по другим подсчётам 12, по другим вариантам 20 систем организма, органов и систем организма. Можно представить, насколько разное количество тканей взаимодействуют друг с другом и обеспечивают нам нормальное здоровье. Нам нужно оцифровать все органы и системы, на каждую из них подобрать определённое количество показателей, чтобы знать с некоторой вероятностью (всегда не точные знания, а некоторые вероятностные знания), что происходит с органами и системами. Если мы поставим перед собой такую задачу и будем её решать, то мы и придём к достаточно большому количеству измерений. Не было цели делать 800 измерений, была цель удовлетворить, с одной стороны, задачу измерения всех органов и систем, с другой ― удовлетворить врачей, чтобы врачам было достаточно информации. 

Юлия Смирнова:

Они были участниками процесса? 

Станислав Скакун:

Безусловно. Что мы должны измерять, мы узнаем либо из медицинской научной литературы, либо когда медицинский специалист говорит нам: ты забыл измерить этот показатель. Если ты хочешь это делать нормально, измерять, то делай вот так. Общение с врачами в эксперименте было постоянно, они, конечно, подсказывали, своими советами помогали составлять панель. Подсказки врачей, научные данные, всё, что было интересно мы собрали и где-то 2 года назад панель перестала расти. Она естественным образом стабилизировалась на количестве показателей примерно 800, и больше не росла, из чего мы решили, что этого пока достаточно. 

Юлия Смирнова:

800 показателей, в основном, лабораторная диагностика? Очень много параметров, туда входит полная, расширенная биохимия. Что ещё входит? 

Станислав Скакун:

Я коротко прокомментирую. 80 % - это кровь, 15 % - это другие биоматериалы, например, слюна, моча, кал и т.д., без генетики. Генетический паспорт – отдельная тема, потому что генетические паспорта дают нам сотни тысяч или миллионы точек данных. Если бы мы сказали, что мы измеряем миллионы биомаркеров, это было бы правда, но была бы неинтересная правда. У меня есть генетический паспорт, но мы из миллионов точек данных можем использовать гораздо меньше 1 %. Мы измеряем геном, полностью секвенируем, измеряем каждую точку ДНК, но не про каждую точку мы знаем, имеет ли она какое-либо клиническое значение. Меньше 1 % генетической информации, которую мы собираем о человеке, мы знаем, как клинически применять. Мой генетический паспорт – это ещё 700 показателей. Примерно 700 генетических черт описано в моём генетическом паспорте моими руками. Я собирал исследования по генетике, и порядка 700 точек описал с точки зрения исследований, клиническую значимость этих точек. Панель - это 800 биохимических показаний, например, антропометрических, инструментальных показателей, плюс, примерно 700-800 генетических черт, которые есть, но могут себя проявлять или не проявлять. 

Юлия Смирнова:

Да, скорее всего, они имеют отношение к той риск-панели, которую вы параллельно формируете, анализируя данные.

Итак, 800 биомаркеров из разных биоматериалов, в основном, крови. Про генетический паспорт тоже понятно, вы его пока отложили в сторону, в нём очень много данных, которые тоже нужно изучать, про которые пока ещё непонятно, как коррелировать друг с другом. Помимо имеющегося набора данных что еще? Денситометрия, УЗИ, МРТ, ЭХО-кардиограмма и другие измерения, других систем, – они входят, нужны?

Станислав Скакун:

Да, они нужны. Как я сказал, биомаркеры, анализы не являются точным отражением того, что происходит в организме. Мы должны совмещать визуализацию, например, какого-то органа с биохимическими данными, которые имеем. Поэтому МРТ, например, исследование всего тела я делаю раз в 2-3 года. УЗИ разных органов и систем я делаю раз в год, что примерно совпадает с обычными клиническими рекомендациями. Гастроскопию я делаю раз в 2 года, как положено примерно в моём возрасте. Эти инструментальные показатели нужны для того, чтобы сопоставлять их с нашим самочувствием, которое может говорить, а может не говорить о проблемах, и с биомаркерами, которые могут уточнять, помогать нам прочитать инструментальные исследования и сделать более точные выводы. Нельзя только на основании биохимии принимать решение, не подтвердив данные дополнительными инструментальными исследованиями.

Юлия Смирнова:

У вас накопились данные, поначалу вы их хранили, собирали в папочке или в Excel-табличке. Далее вы инвестировали средства или создали свою группу компаний, называется «Биодата Груп». Чем она занимается? Давайте расскажем зрителям, как выглядит бета-версия вашей программы, её основные цели и задачи. 

Станислав Скакун:

Начну с компании. Компания создана для трансляции в практику технологии, которая появилась в эксперименте. Сейчас много говорится про биохакинг, очень много определений, вариантов того, что это такое. Мне кажется, надо начинать с измерения себя, с создания цифрового аватара здоровья. Любому человеку, который интересуется темой, было бы интересно создать свой такой аватар. Раз мы имеем один из больших экспериментов в мире на данную тему, то, наверное, у нас есть компетенции для того, чтобы данные хранить, собирать и как-то представлять.

Мы пытаемся воплотить свои компетенции в IT-решения. Цель компании - практическая упаковка всех достижений, лучших практик, которые мы выявили в ходе эксперимента, в решения, которыми любой человек мог бы более-менее для себя бесшовно использовать. Загрузить решение в мобильный телефон и использовать. Для меня было бы достаточно сложно просто сидеть с Excel-табличкой, продолжать работать, потому что Excel уже не умещает, и мне самому нужно такое решение, которое могло бы уместить мой эксперимент. Но, поскольку на рынке не было готового решения, я решил начать писать программный продукт. Параллельно, поскольку есть люди, которые хотели бы сделать большие чекапы, пройти такие обследования, я начал собирать подрядчиков, партнёров, медицинские организации, которые мне же самому помогали и продолжают помогать двигать эксперимент. Поскольку я прошёл этот путь, то не хотелось бы, чтобы все его проходили самостоятельно. Я занимаюсь своим проектом, чтобы сделать измерение себя более доступным, более понятным и популяризировать. 

Юлия Смирнова:

5 лет посвящено процессу, пройден достаточно большой путь. Понятно, что биохакинг ― тренд, который я недавно видела в обзоре Высшей школы экономики. Меняется медицина, идут такие тренды как цифровизация, персонализация, индивидуализация и так далее, уберизация. Очень много участников рынка, начиная от частных клиник, anti-age, антивозрастной медицины или, скорее, персонифицированной медицины, персонализированной медицины разрабатывают собственные программные решения по управлению данными и их хранению. Лабораторная диагностика, компании, которые вовлечены в эту сферу деятельности, тоже имеют собственные решение. Я, например, сдаю анализы в Инвитро, я захожу в личный кабинет и могу посмотреть, как меняются те или иные параметры моей биохимии или другие параметры. Есть компания «Гера», «Капсула Лонжевити», WellnessFX. Пока я их называю не конкурентами, а, скорее, вашими соучастниками, которые развивают рынок, поскольку он достаточно молодой, и здесь конкурентов пока нет.

Тем не менее, очень много компаний, которые сейчас ведут подобную деятельность. Первый вопрос: чем отличается ваш IT-продукт? Второй вопрос будет в сторону государства, потому что они тем же занимаются. 

Станислав Скакун:

Давайте начнём с государства. Есть несколько моделей обращения с персональными данными о здоровье. Первая модель ― европейская модель, например, где данные принадлежат человеку. Есть европейская политика персональных данных GDPR, закон о хранении персональных данных, на который очень похож на наш российский закон 152-ФЗ. Данные принадлежат людям. Вторая модель ― американская, где данные принадлежат корпорациям. Такие корпорации, как Apple, Google собирают огромные массивы данных и используют их для повышения продаж, развития своего бизнеса. Третья модель ― китайская, где все данные принадлежат государству, и государство делает с данными всё, что угодно. Они сейчас для Китая являются огромным ресурсом для продвижения вперёд технологий искусственного интеллекта в медицине. Так как все данные в Китае изначально не принадлежат людям, а принадлежат государству, оно с ними обращаются по умолчанию как угодно, без каких-либо разрешений.

Очень хорошо, что в России сейчас происходит сдвиг к централизованному хранению данных, появляются системы, на государственном уровне строится цифровизация, продвигается цифровизация систем здравоохранения. Более того, мы следим за тем, как идёт процесс в пилотных регионах, например, в Москве. В Москве сейчас каждый москвич может, пройдя обследование в государственной поликлинике, найти свои исследования в личном кабинете. Рекомендую всем такой кабинет активировать, отправить заявление, чтобы вам в кабинет приходили ваши данные о здоровье. Это позволит начать накапливать большие данные и станет потом источником для научных институтов, для компаний, которые занимаются фармой и другими важными задачами. Эти данные очень нужны для развития медицины, для развития науки о жизни.

Очень важно, что в России принят очень хороший ГОСТ по обмену информацией между медицинскими учреждениями. Он основан на международном стандарте HL7. Это мировой стандарт, который принят и на Западе, и в Азии, и в других странах. Следовательно, Россия, создавая свою систему цифрового здравоохранения, будет интегрирована в мировую инфраструктуру, и мы сможем в перспективе более легко обмениваться данными с иностранными учреждениями здравоохранения. Те стартапы, которые строят сейчас свои решения, должны также поддерживать, предполагать, что они будут обмениваться данными с разными игроками рынка здравоохранения, за рубежом или в России, и должны внедрять поддержку этого стандарта.

Одно из отличий нашей системы в том, что мы изначально закладываем поддержку стандарта HL7 в обмене медицинской информацией с внешними клиентами. Для нас государство здесь является неким ведущим регулятором и игроком, который задаёт стандарт, как мы должны работать. Это очень хорошо, поэтому мы с радостью сотрудничаем и смотрим, как можем использовать возможности.

Чего не хватает в текущей ситуации? Есть портал Госуслуги, где зарегистрирована треть населения России. Мы сейчас ждём возможности применять учётную запись Госуслуг в авторизации человека в разных системах контроля его данных о здоровье, персональных данных. Сейчас уже принято определённое положение о том, что это возможно будет сделать в скором будущем, но не все регламенты ещё приняты, и мы пока не можем подключиться к системе Госуслуги, чтобы использовать ее для авторизации. Очень хотелось бы, чтобы всё как можно скорее случилось. Это что касается государства.

Что касается компаний, стартапов, которые действуют на рынке. Есть компании, которые занимаются чекапами. Например, здесь, в этой студии выступали коллеги из компании Human Check, можно посмотреть их эфир, как развивается их проект. Есть компании, занимающиеся искусственным интеллектом для распознавания паттернов заболеваний. Есть компании, которые занимаются сбором и хранением медицинских данных, компания «Орнамент», например, или упомянутая здесь компании WellnessFX. Мы все эти компании считаем моделями для биодаты, потому что мы применяем искусственный интеллект для своей работы, занимаемся организацией чекапов у наших партнёров, занимаемся хранением данных и, в конечном итоге, планируем внедрять телемедицинский функционал в нашем кабинете, чтобы можно было записаться к врачу или соприкасаться с врачом, если ты был у него на приёме, дальше продолжать телемедицинское обслуживание. Поэтому не конкуренты, а модели, скорее, мы хотим собирать лучшие практики, очень внимательно следим за всеми моделями. Рынок очень большой, его всем хватит. Нужно, чтобы проводилось как можно больше экспериментов, люди искали оптимальные модели бизнеса на рынке, работая с персональными данными о здоровье людей. 

Юлия Смирнова:

Сейчас вы тестируете вашу бета-версию, вашей программы. Я её попробовала, она пока находится в процессе доработки. Тем не менее, туда совершенно спокойно загрузились данные, мы взяли несколько PDF-файлов разных биоматериалов, кровь и так далее. Загрузили, система распознала практически все параметры. Буквально несколько параметров было поправлено, не помню, почему, то ли разнились референсные значения разных лабораторий, то ли не совсем корректно они были указаны, но руками пришлось поправить данные, довнести.

Когда вы планируете закончить работы? Какие планы у данного IT-решения, первый этап, что будет доступно людям совсем в ближайшее время?

Станислав Скакун:

Мы сейчас уже применяем решение для ведения клиентов компании, оно полностью функционально. Оно позволяет сохранять анализы, распознавать всю панель 800 показателей. Это то, над чем мы работаем. Сейчас заканчивается аттестация по 152-му закону, мы будем полностью соответствовать требованиям Роскомнадзора по хранению персональных данных. В сентябре мы полностью сдаём систему для внутреннего употребления с клиентами. Она позволяет хранить данные и о диете, и все биомаркеры панели, и отслеживать риски, и записывать интервенции. Для того чтобы двинуться за рамки биодаты, за рамки клиентов, которые взаимодействуют непосредственно с нами, нам нужно закончить работу над мобильным приложением и закончить новую версию дизайна, так скажем, сделать дизайн более user friendly для кабинета. Мы планируем всё сделать осенью. Сейчас законтрактованы две большие команды разработчиков, ТЗ на несколько десятков страниц, и мы работаем по данному ТЗ. По срокам, наверное, мы успеем, будет осенью.

Как мы планируем использовать это решение? Решение родилось из клиентов, у которых большие медицинские архивы. Изначально решение разрабатывалось для людей, у которых десятки заключений, сотни, тысячи медицинских измерений по себе, может быть, медицинские истории собирались 10 лет. Решение разрабатывалось для огромных, сложных задач, хранения данных. Мы хотели бы сделать мобильное приложение, которое было бы условно бесплатно, практически, доступно всем, у кого есть медицинские данные. Чтобы было интересно и полезно, надо работать над встройкой автоматизированных рекомендаций, как минимум, система должна понимать и информировать человека о том, какой график медицинских обследований ему сейчас рекомендован. 

Если даже у человека нет никаких данных, он может получить информацию от системы о том, что он должен был бы сделать сейчас, в текущем году, в настоящем возрасте. Но, если данные есть, то должна быть бесшовная закачка данных в систему, и на их основании нужно иметь возможность рекомендовать, к какому врачу, например, нужно обратиться, чтобы пройти дополнительное обследование и консультацию, есть ли потребность в дополнительной консультации, если данные уже введены. Мы думаем, что рынок именно таких систем не очень большой.

Здесь мы видим не ошибку, а сложность для различных компаний, которые выходят на рынок сбора, систем хранения данных. Мы свою модель строим от чекапов, от обследований, от подбора для клиента по его поручению плана медицинских обследований. Не все выбирают эту модель, многие ориентируются на то, что пользователь загрузит медицинские данные, которые у них уже есть. 

Юлия Смирнова:

А дальше миллионы параметров. Что с ними делать? 

Станислав Скакун:

У пользователей нет миллионов параметров. У них, во-первых, нет медицинских данных, а во-вторых, сама услуга хранения, её ценность не совсем оценена пользователями. Вообще говоря, нормальный человек ожидает, что клиника или лаборатория предоставляет ему электронную систему, кабинет для хранения данных. Если бы мы говорили, что мы делаем систему для хранения медицинских данных, то было бы не очень понятно, зачем нужна ещё одна система хранения данных. В конце концов, есть кабинет Инвитро или любой другой лаборатории, где хранятся данные. Мало какая лаборатория сейчас не имеет. Поэтому суть в другом, как я сказал раньше: компания занимается трансляцией эксперимента, и у нас есть свой растущий рынок последователей биохакинга, последователей измерения себя. Для них мы можем предложить некий подход.

Юлия Смирнова:

Некий подход осознанного управления своими данными, своим здоровьем, основанный на данных. Можно стать последователем эксперимента по оцифровке себя и управлению собственным здоровьем, который вы осуществляете в течение 5 лет, верно я понимаю?

Станислав Скакун:

Да. 

Юлия Смирнова:

Как это сделать?

Станислав Скакун:

Найти меня. Кому интересно – пожалуйста, в Facebook точно доступен. 

Юлия Смирнова:

Мне очень интересно следующее. 5 лет управления разными данными своего организма, сбор и так далее. Но биохакинг, как вы сказали, это поиск неочевидных путей по решению конкретных рисков или задач. Как вы их решали? Какие интервенции самые любопытные, интересные и результативные? Какие задачи вы решали, как вы применяли решение относительно выбора интервенции, был ли рядом с вами врач, и какой результат был достигнут? Опишите, пожалуйста, несколько. Например, про фарму или про ЗОЖ, возможно, питание. 

Станислав Скакун:

Рядом всегда были врачи. Но, с точки зрения советов, рекомендаций, которые они мне давали, мы не всегда во всем соглашались. Но я всегда находил способ пробраться на курсы или ещё куда-то, для того чтобы общаться и взаимодействовать с врачами, привлекать их помощь в анализе данных. Задачи, о которых вы говорите, это риски, это аномалии, которые мы видим в данных, и на основании которых мы можем думать, что с организмом что-то не так. Таких рисков, аномалий, или можно ещё сказать, слабых мест именно моего организма, сейчас больше 40. Мы их оцифровали и знаем, что они у меня есть. У вас другие, если бы вы сдали такую большую панель, у вас было бы допустим, 20. У каждого своя индивидуальная картина. У нас есть картина персональная для меня, которая сложилась за 5 лет с таким объёмом измерений. Поэтому в эксперименте было решено 40 интереснейших задач, некоторые были скучные. Дефицит витамина B12, кажется достаточно скучной задачей. Вы принимаете витамин B12, чувствуете себя лучше. У меня есть генетическая особенность: если я не принимаю витамин B12, то даже при нормальной диете у меня дефицит. У большинства людей такой особенности нет, они не знают о такой проблеме, а я знаю о ней и чувствую. Мне индивидуально, персонально нужно принимать витамины. Это простой пример.

Но, поскольку у нас много данных, мы иногда узнаем о таких вещах, о которых знать не могли бы, если бы следовали обычному графику обследований. Например, после 50 лет каждый человек, женщина, мужчина в целом должны раз в 2 года делать денситометрию, оценку плотности костной ткани. У меня в эксперименте стоят задачи по паспортизации костной ткани, как её измерить и оценить. Конечно же, я прошел денситометрию в 32 года. Я обнаружил таким образом, что у меня плотность снижена относительно возрастных норм. В 30 лет я имею плотность костной ткани, как в 50+. Все органы и системы стареют по-разному. Мой скелет старел на 30 лет быстрее, чем надо было бы. 

Юлия Смирнова:

Это у вас в риск-панели. 

Станислав Скакун:

Данные, естественно, осели, зафиксированы в риск-панели, я перешёл к графику делать денситометрию не раз в год, а раз в полгода. Я начал искать решение проблемы. Вообще считается, что, например, дефицит витамина D может приводить к снижению плотности костной ткани, или повышение паратиреоидного гормона может приводить к снижению плотности костной ткани, но никакие из этих причин мне не подходили. Даже когда мы встречались с эндокринологом, первые 5-6 версий, которые выдвигал эндокринолог, мне не подходили, у меня были данные, которые показывали это. Мы говорим про неочевидные пути поиска решения задач. Я не буду всё рассказывать, коротко говоря, решением задачи оказался приём бора. Даже не кальция, а бора. Бор является кофактором костного метаболизма и позволяет кальцию, который мы получаем в диете, более прямолинейно усваиваться, направляться в кости, так скажем. Поэтому я повысил уровни бора в своём организме, и последняя денситометрия показала восстановление плотности костной ткани до середины возрастной нормы. Это, по сути, возврат возраста, биологического возраста моего скелета на 30 лет назад.

Потребовался год ― на поиск, подбор метода, чтобы понять, попасть на лекцию немецкого профессора, который рассказывал, как бор применяется в немецкой медицине для коррекции плотности костной ткани. Вообще, на поиск решения ушло 1,5 года. Некоторые поиски, некоторые интервенции занимают годы, и ты только потом, спустя 2 года можешь сказать, что что-то из найденного сработало. Мне просто очень интересно, смог бы кто-то из зрителей 1,5 года заниматься поиском причин, почему снижается плотность костной ткани, а потом ещё 2 года заниматься коррекцией? Каждый должен заниматься тем, что ему интересно. 

Юлия Смирнова:

Людям, вашим последователям, которые покупают у вас чекап, понимают, как разбираться в своём организме с вашей помощью, вы помогаете искать решения по тем факторам, которые зафиксированы в риск-панели?

Станислав Скакун:

У меня есть внешняя медицинская команда, каждый врач принимает в своём лечебно-профилактическом учреждении, ЛПУ. 

Юлия Смирнова:

Происходит переадресация. 

Станислав Скакун:

В медицинской деятельности есть закон, который не позволяет вообще, в принципе, как только мы говорим о рекомендации или о профилактике чего-либо, мы должны обязательно строго попадать в каналы официальной медицины. Врачи ― как военные или как учителя, строго определённая категория людей, обличенных статусом, юридической возможностью выносить рекомендации, принимать решения. Место для IT-проектов, касаются не только заказа чекапов; например, есть агентские форматы, где осуществляется запись к врачу, либо осуществляется телемедицинская услуга, предоставляется для связи врача с пациентом, либо осуществляются услуги по хранению данных. К нам может прийти человек и дать нам поручение найти ему учреждение, лабораторию, где он может пройти чекап, найти учреждение, где он может получить консультацию. Но, поскольку вокруг меня сложилась определённая команда врачей и учреждений, которые ведут, помогают мне вести эксперимент, то мне совсем нетрудно… 

Юлия Смирнова:

…несложно перенаправить, подсказать. 

Станислав Скакун:

Более того, если бы я попытался даже теоретически коммуницировать с каждым человеком и разбирать отдельные случаи, я бы не успел ничего другого делать. 

Юлия Смирнова:

Много сейчас у вас пользователей?

Станислав Скакун:

Контактов достаточно много, десятки людей. Поэтому, если бы даже я хотел, я никогда не смог бы этого делать. 

Юлия Смирнова:

Вы рассказали про интервенции, про питание, про бор. ЗОЖ, вы не рассказали о влиянии. Был у вас такой эксперимент?

Станислав Скакун:

Хороший вопрос. ЗОЖ, вообще ― основа нормального режима жизни. В чем разница между здоровым образом жизни и биохакингом? Здоровый образ жизни — это то, что всем рекомендовано и обязательно должно соблюдаться, если человек думает о здоровом долголетии. Спорт, поход в зал один раз в неделю может нами не ощущаться. Наоборот, ходить один раз в зал даже сложнее, чем два раза, потому что организм забывает за неделю всё, и вам снова тяжело на тренировке. Посмотрите, например, на инсулинорезистентность, на биохимию, на холестерин. Проведите эксперимент: месяцев 6 не ходите в зал, сдайте анализы, а потом идёте в зал. Вы смотрите на холестерин, на сахар, на уровень инсулина и видите, что здоровый организм, особенно здоровый организм, который пока ещё находится на ранней стадии изменений, очень быстро реагирует на хорошую диету, на интенсивный или не очень интенсивный график занятий спортом. Определённый режим питания, спорт мы в эксперименте всегда пытаемся настроить. 

Результаты от спорта, от здорового образа жизни очень значительны. Если бы мы пытались корректировать состояние своего организма только препаратами, мы не могли бы этого сделать. Я хочу подчеркнуть, что никакие препараты не сделают нас супервыносливыми или суперумными, если мы будем только лежать на диване и ничего не делать. Биохакинг - это надстройка, которая позволяет вам больше преуспеть в спорте, например, если вы бегаете или качаете железо, может укрепить вашу стрессоустойчивость, если вы внутренне собираетесь сами, пытаетесь бороться с внешними обстоятельствами на работе или в учёбе. Биохакинг ― это не замена ЗОЖ, так говорить было бы даже незаконно и неправильно, а только надстройка для тех, кто сам что-то делает. Лёжа на диване невозможно нарастить. 

Юлия Смирнова:

Это большой труд, связанный с совершенствованием себя. Оцифровка себя с целью совершенствовать себя, с целью управлять биологическим возрастом.

Мой интерес про биологический возраст, вопрос относительно препаратов, которые сейчас гремят. Например, недавнее исследование Грегори Фахи, эксперимент, где была небольшая группа добровольцев, волонтёров от 51 до 64 лет, которые принимали регулярно гормон роста, метформин и ДГА. И тот, и другой, и третий препарат давно считаются геронтологами, как anti-age препараты. Вы такие препараты применяете к себе? 

Станислав Скакун:

Конечно, и метформину, и ДГА есть место в моём протоколе по случаю. У меня четырёхмесячный протокол, метформин, например, входит в месяц. 

Юлия Смирнова:

Я сейчас оговорюсь, что мы никого не призываем, это исключительно личный эксперимент, добровольный. 

Станислав Скакун:

Естественно, только эксперимент. Более того, нельзя принимать без контроля врача. В Америке есть статистика, большое количество обращений в скорую помощь из-за бесконтрольного приёма препаратов. 

Юлия Смирнова:

Конечно, этого делать ни в коем случае нельзя. 

Станислав Скакун:

Не повторяйте этого дома. Другими словами, мы возвращаемся к научной работе. И ДГА, и гормон роста, на самом деле, как anti-age препараты провалились. Когда они независимо применялись, например, в группах людей старше 50 лет, то гормон роста повышал сердечно-сосудистую смертность, например, а ДГА вообще никак не менял качество жизни и состояние людей. Немного лучше он показал себя для женщин, у них отмечались улучшения, например, увеличивалась та же самая плотность костной ткани, но, в целом, препарат никак особо не продлевал жизнь. Метформин, как считается, способен частично, точно способен продлевать жизнь диабетикам, людям, у кого проблемы с инсулинорезистентностью, и немного продлевает жизнь здоровым людям, есть такие данные в научных исследованиях. Мы сейчас говорим не о теории биохакинга. 

Юлия Смирнова:

Но научные исследования не были связаны с людьми, а здесь эксперименты, связанные с людьми. 

Станислав Скакун:

На людях метформин продлил жизнь диабетикам на 7 лет дольше, чем жили здоровые люди, которые не принимали метформин. Это исследование Нила Барзилая, отсюда эта звезда появилась на небосклоне биохакинга. При этом в ранних исследованиях, уже были исследования эпигенетического возраста, когда принимался метформин людьми. Он не снижал эпигенетический возраст сам по себе, было другое исследование, когда люди принимали метформин, но эпигенетический возраст не менялся. Тот факт, что три препарата совместно смогли что-то изменить, в принципе, говорит в пользу комплексного подхода. Каждый отдельный препарат проваливался в исследованиях, а когда их втроём применили и взяли биомаркер биологического возраста, то втроём действовали хорошо, так и должно быть. 

Юлия Смирнова:

Да, там использовался метод prima age определения биологического возраста, он комплексный. 

Станислав Скакун:

Так и должно быть. Сейчас пока нет технологии редактирования генома, пока мы не можем напечатать себе новую почку, у нас остаются только малые молекулы, только препараты. Эксперимент как раз говорит в пользу комплексного подхода, который должен быть к тому же индивидуальным для каждого человека. 

Юлия Смирнова:

Относительно вашего эксперимента. Он же не один такой в мире. Есть же компании, организации... 

Станислав Скакун:

Своей моделью мы считаем компанию Human Longevity Inc. Крейга Вентера, этo человек, учёный и предприниматель, который был руководителем проекта «Геном человека». Их объём исследований примерно соответствует нашему объёму, который мы делаем в нашем эксперименте. Хотелось бы построить процесс, построить решения, которые сделали бы такой уровень сбора данных доступным для большинства людей. 

Юлия Смирнова:

Позволяющих индивидуально оцифровать себя и управлять собственным здоровьем.

Какие можете дать рекомендации или советы нашим слушателям относительно управления здоровьем? 

Станислав Скакун:

Я думаю, что необходимо собирать данные о своём здоровье. Данные о своём здоровье ― лучшая инвестиция в себя. Может быть, мы сейчас не полностью понимаем, что мы можем сделать с данными, но тот, кто начал собирать данные сейчас… Чем раньше ты это начинаешь делать, тем больше возможностей будет через 10 лет, когда технологии анализа данных и наше научное понимание того, как работает организм, значительно продвинется. Поэтому начинайте собирать свои данные уже сейчас, любыми способами, с любыми компаниями, которые вам в этом будут помогать. 

Юлия Смирнова:

Спасибо большое за интересный эфир! 

Станислав Скакун:

Спасибо вам!