Анастасия Удилова:
Добрый вечер, в эфире передача «Медицина будущего» и ее ведущие Олег Дружбинский и Анастасия Удилова. Тема cегодняшней передачи «Вся правда о замене суставов». В гостях у нас Сметанин Сергей Михайлович – травматолог-ортопед, доктор медицинских наук, доцент кафедры травматологии, ортопедии и медицины катастроф Сеченовского университета.
Олег Дружбинский:
Сергей, спасибо, что к нам пришли, потому что мы поговорим о самой животрепещущей теме, которую все знают, но боятся спросить. Если что-то у тебя произошло с суставом, тебе его заменили, он может отвалиться, приживается то, что заменили, или нет?
Сергей Сметанин:
Имплантированный сустав приживается, и эндопротезы фирм, которые имеют мировую признательность, хорошо приживаются.
Олег Дружбинский:
То есть можно жить, как новый?
Сергей Сметанин:
Правильная операция, правильная реабилитация, правильно подобранный эндопротез в дальнейшем человеку дает возможность ходить без болей и без костылей. Только вопрос времени.
Олег Дружбинский:
Что такое эндопротез?
Сергей Сметанин:
Эндопротез – два слова, два греческих элемента: эндо – внутри, протез – замещаю. То есть это тот имплант, который замещает суставные поверхности разрушенного сустава.
Олег Дружбинский:
Допустим, попал в автокатастрофу, разрушился сустав колена. Сейчас есть эндопротез, который можно просто поставить на место этого колена, на место этого сустава в колене. Он зажил, и ты ходишь без палочки, без костылей, как спортсмен. Это возможно?
Сергей Сметанин:
В принципе, да, но у человека, который попал в автокатастрофу, наверняка будет перелом, хирурги-травматологи ему выполнят остеосинтез, перелом срастется, но в последующем разовьется артроз коленного сустава.
Олег Дружбинский:
Артроз – это что?
Сергей Сметанин:
Это дегенеративное дистрофическое или посттравматическое заболевание сустава, в котором поражается сам хрящ сустава. Появляются определенные костные разрастания, деформация суставов, нарушается ось конечности, и возникает боль.
Олег Дружбинский:
А Вы можете поставить новый, чтобы не разрушалось?
Сергей Сметанин:
То, что разрушено, к сожалению, уже не восстанавливается. Поэтому необходимо сделать резекцию и на место разрушенных частей импланировать компонент эндопротеза.
Анастасия Удилова:
Мы на предыдущей передаче как раз обсуждали момент хондрогенеза, то есть восстановление хряща. Это может быть при каких-то определенных стадиях или ситуациях?
Сергей Сметанин:
Восстановление хряща возможно, но когда уже патологический процесс зашел так далеко, что хрящ не восстанавливается, то тогда кроме как пойти на замену сустава другого пути нет.
Анастасия Удилова:
Как Вы определяете точку невозврата?
Сергей Сметанин:
Это довольно дискутабельный вопрос, но мы в своей практике встречаем пациентов, у которых рентгенологически достаточно выраженное разрушение, человек обратился за помощью, но у него не болит. Вопрос – надо ли такого человека оперировать? Бывают изменения невыраженные, а боль настолько сильная, что он не может просто обслуживать себя, не может ходить по дому. Поэтому показания к эндопротезированию сустава пациент формирует сам, то есть это невозможность жить с имеющимся суставом. У кого-то болевой порог один, у кого-то другой болевой порог, и поэтому по рентгеновским снимкам это не совсем правильно решать.
Олег Дружбинский:
Вы сказали, что можно часть эндопротезов ставить, например, какой-то хрящик, или Вы можете целиком все заменить?
Сергей Сметанин:
Само эндопротезирование разделяется на тотальное, когда заменяются все суставные поверхности, есть частичное, когда разрушен, например, в коленном суставе только внутренний отдел, тогда имплантируется эндопротез только внутреннего отдела, наружный отдел у человека остается свой.
Олег Дружбинский:
Коленная чашечка остается, а внутри механизм, который сгибает ногу, можно заменить.
Сергей Сметанин:
Почти так. В коленном суставе внутри 3 сустава, то есть это внутренний отдел коленного сустава с сочленением между бедренной и большой берцовой костью, в наружном отделе с сочленением между той же бедренной и большой берцовой костью, и сочленение надколенника, как Вы сказали, коленной чашечки, с бедренной костью. Поэтому зачастую, если есть разрушение только одного отдела сустава, остальные отделы не поражены, то возможно выполнить одномыщелковое эндопротезирование, то есть заменить часть сустава. Такие технологии есть, и они широко применяются.
Олег Дружбинский:
Что больше всего в Вашей специальности востребовано, какие суставы больше всего меняют люди?
Сергей Сметанин:
В настоящее время эндопротезирование крупных суставов стоит на первом месте, то есть и тазобедренный сустав, и коленный сустав, дальше идет плечевой сустав и все реже суставы кисти, стопы.
Анастасия Удилова:
Почему на первом месте тазобедренный, коленный?
Сергей Сметанин:
Потому что уже отточенная методика, с имплантами уже все решено. Есть огромное количество фирм, которые производят хорошие эндопротезы, и операция в России уже стоит на серьезном потоке.
Анастасия Удилова:
Более крупный сустав технически сложнее менять?
Сергей Сметанин:
Сложно ответить, какой сложнее, все люди индивидуальны, бывает коленный сустав у человека 70 кг и с весом 120 кг. Это абсолютно две разные вещи. То же самое и с эндопротезами тазобедренного сустава. Бывают одинаковые рентгеновские снимки, а внешне люди абсолютно разные. Плюс качество кости разное, поэтому каждая операция по-своему сложная.
Олег Дружбинский:
У нас есть аналоги или мы все-таки зарубежные покупаем?
Сергей Сметанин:
Большая часть эндопротезов, конечно, западная, на нашем рынке процентов 95 – это эндопротезы импортного производства и небольшая часть отечественные.
Олег Дружбинский:
В чем разница, кроме цены? Что Вы скажете про качество?
Сергей Сметанин:
Отечественные эндопротезы, если честно, я не имплантировал сам. Каждый хирург не хочет имплантировать некачественные импланты, все-таки и с качественными бывают проблемы, поэтому это огромная разница. Эндопротезирование за рубежом уже давно развито, определенные протезы уже ушли с рынка, показав свою несостоятельность. Часть эндопротезов давно производится, и они прижились настолько, что применяются многими ортопедами мира. Поэтому тот эндопротез, который давно применяется, показывает хорошую выживаемость, много людей с течением времени довольны этим эндопротезом, тот и нужно чаще устанавливать.
Олег Дружбинский:
Сразу меркантильный вопрос – сколько стоит заменить коленный сустав?
Сергей Сметанин:
В России можно заменить сустав бесплатно, то есть это финансируется государством, есть канал высокотехнологичной медицинской помощи.
Олег Дружбинский:
Зарубежные эндопротезы будут куплены по ОМС и человеку поставят?
Сергей Сметанин:
Да. Есть канал высокотехнологичной помощи либо ОМС, государство за счет средств федерального бюджета закупило эндопротезы.
Олег Дружбинский:
Они не покупаются индивидуально, они типовые все?
Сергей Сметанин:
Фирмы все равно имеют линейку различных эндопротезов, чашка эндопротеза разных видов, ножка разных видов, и все они еще и по размеру отличаются. Для большей части людей можно подобрать тот протез, который подойдет.
Олег Дружбинский:
Но это надо стоять в очереди, ждать квоту. Сколько стоят люди в очереди?
Сергей Сметанин:
В нашем учреждении от полугода до года, в некоторых учреждениях бывает и больше, то есть сколько-то времени все равно необходимо ждать, собирать документы, не раз съездить в Департамент здравоохранения, показать необходимость этого эндопротезирования.
Олег Дружбинский:
А если платной дорогой идти?
Сергей Сметанин:
Поскольку у нас в стране одноканальная система финансирования, пациент за все платит. Он оплачивает лечение и эндопротез.
Анастасия Удилова:
Тут есть у пациента выбор, например, взять подороже, но получше?
Сергей Сметанин:
По каналу платных услуг с пациентом проще общаться, то есть мы можем выбрать любой вариант эндопротеза, с любой парой трения. Все-таки по каналу высокотехнологической медицинской помощи мы зажаты в рамки того эндопротеза, который купило государство.
Олег Дружбинский:
Я попрошу все-таки назвать цифры, животрепещущий вопрос для людей практических.
Сергей Сметанин:
В нашем учреждении стоимость эндопротеза в районе 250-280 тысяч рублей. Это само железо, которое будет имплантировано.
Олег Дружбинский:
А «под ключ» стоимость самой операции, стоимость пребывания в стационаре, койко-день, питание, перевязки, уколы еще порядка тысяч 100. Официально по прейскуранту человек оплачивает.
Анастасия Удилова:
Есть разница по качеству суставов? Вы даете выбор пациенту в зависимости от его финансовых возможностей?
Сергей Сметанин:
Такая беседа с каждым пациентом проводится. Часть пациентов не хочешь ждать…
Анастасия Удилова:
А по суставам действительно ли чем дороже сустав поставить, тем он дольше будет служить? Есть какой-то срок службы у суставов?
Сергей Сметанин:
Такого понятия срока службы нет, есть срок выживаемости эндопротеза, то есть с течением лет у скольких процентов людей с этим эндопротезом будет все хорошо.
Олег Дружбинский:
В процентах, после операции кому хорошо, кому плохо, не прижилось?
Сергей Сметанин:
Такого понятия «не прижилось» нет, есть осложнения, которые мы, к сожалению, видим в послеоперационном периоде. Это незаживление раны, то есть проблемы с самой раной, это проблема послеоперационной боли, все равно бывает боль, особенно после эндопротезирования на коленном суставе, потому что коленный сустав более сложный и требует более тонкой техники эндопротезирования, чем, например, тазобедренный. В процентном соотношении определенный процент людей, у кого какой-то дискомфорт остается, все равно есть.
Олег Дружбинский:
50 на 50?
Сергей Сметанин:
Это слишком большие цифры, никто бы не занимался тогда эндопротезированием. Небольшой процент.
Олег Дружбинский:
5-10 процентов?
Сергей Сметанин:
Даже меньше каких-то дискомфортов, которые могут быть.
Олег Дружбинский:
Вы сказали, сама железка столько стоит, это титановый сплав, который свистит при прохождении рамки в аэропорту?
Сергей Сметанин:
В любом случае, это металл, разные ножки, разные чашки имеют разные металлы, кобальт-хром-молибденовый сплав, титановый. Это металл, и на любой рамке металлоискателя будет звенеть.
Олег Дружбинский:
То есть надо ходить со справкой.
Сергей Сметанин:
Раньше это было немножко диковато для охраняющих служб, то есть они видели в человеке эндопротез и удивлялись больше, чем сейчас. Поэтому человек берет выписку, рентгеновские снимки, иногда приходится эту справку переводить на язык той страны, в которую он летит.
Олег Дружбинский:
Помните фильм про Шварценеггера, где он играл робота. Он снял кожу с руки, и у него там железный протез. Вы вставляете протез, и там, очевидно, двигаются две плоскости, титановые, молибденовые, ведь им нужна какая-то смазка, они же не могут без нее двигаться. Откуда смазка там берется? Вы туда залили масло и закрутили, как Железному Дровосеку?
Сергей Сметанин:
Почти так. В коленном суставе, тазобедренном, в любом другом все равно есть определенная суставная жидкость. Мы резекцию с одной поверхности сделали, установили туда эндопротез, потом восстановили капсулу сустава, то есть это получилось все равно герметичное образование, полость у этого образования есть, и внутри все равно небольшое количество жидкости, чтобы суставная поверхность смазывалась. Ничего мы там не оставляем, естественно, не ставим штучки, как пациенты говорят, которые надо смазывать.
Олег Дружбинский:
То есть дырочку для масленки не оставляете?
Сергей Сметанин:
Нет, конечно.
Анастасия Удилова:
Как Вы фиксируете протез к кости, какие-то специальные устройства, цемент?
Сергей Сметанин:
В зависимости какой эндопротез, к какой кости. Везде своя технология, особенности. Если взять эндопротез тазобедренного сустава, там есть вариант бесцементной фиксации и вариант фиксации цементный.
Олег Дружбинский:
Когда я слышу слово «цемент», я не медик, Вы засыпаете туда мешочек цемента и делаете там раствор?
Сергей Сметанин:
Заранее медицинская сестра смешивает порошок с жидкостью, замешивает это все, получается сначала достаточно жидкое образование. Чем больше его мешают, тем более вязкое становится. Потом наносится на компоненты эндопротеза, имплантируется, сам цемент проходит стадию нагрева, то есть разогревается, и стадию затвердевания.
Олег Дружбинский:
То есть из этого цемента формируется какая-то часть сустава?
Сергей Сметанин:
Не какая-то часть сустава, он находится между компонентом эндопротеза и костью. Мы подготовили ложе для эндопротеза, сама кость же губчатая, она имеет определенные поры, и на компоненте эндопротеза есть тоже определенные особенности, чтобы цемент прикрепился крепко. И поэтому в момент имплантации происходит фиксация цемента к эндопротезу и кости, он служит прослойкой, за счет чего сам компонент держится на кости.
Анастасия Удилова:
Вы ждете во время операции, пока затвердеет, только потом ушиваете?
Сергей Сметанин:
Да, ждем застывания цемента.
Анастасия Удилова:
Как долго?
Сергей Сметанин:
Несколько типов цемента, есть быстро застывающий, медленно застывающий. Но в среднем это 5-10 минут. Цементная фиксация в коленном суставе превалирует, а в тазобедренном тенденция несколько иная.
Анастасия Удилова:
Как тогда держится в тазобедренном суставе протез?
Сергей Сметанин:
Если рассматривать вариант бесцементной фиксации, то есть мы компоненты эндопротеза в подготовленное ложе заколотили втугую, методом плотного прилегания кости к самому эндопротезу. Это его первичная постановка, в последующем в поры эндопротеза кость прорастет и будет единым целым.
Олег Дружбинский:
Примитивно я себе так представляю: вот нога, колено, соответственно, человек, когда идет, у него есть некий импульс сигналов, подсознательные команды: передвинул ногу, разогнул колено, согнул колено. В моем представлении, это некие нервы, которые отдают команды из головного мозга. А на месте этого сустава теперь железяка, и как туда команда проходит?
Сергей Сметанин:
Есть ведь вокруг сустава связочный аппарат, есть капсула сустава, есть мышцы, от этого организм получает достаточно много импульсов.
Олег Дружбинский:
То есть команда идет не в сустав, а как бы вокруг.
Сергей Сметанин:
Часть проприорецепторов, конечно же, потерялась, но помимо этого есть большая доля тканей, которые могут посылать в головной мозг информацию о местоположении.
Олег Дружбинский:
Человеку заменили сустав колена, он не ходит на костылях, он идет, как обычный человек или нет?
Анастасия Удилова:
Объем движений, физическая нагрузка такая же? Возвращается та степень нагрузки, которая была до операции, или есть какое-то ограничение?
Сергей Сметанин:
Конечно же, после эндопротезирования есть определенные виды спорта, которые не очень показаны, например, бег в плохой обуви по твердой поверхности, либо силовые нагрузки. Хотя это не противопоказано, человек может заниматься, но все-таки надо понимать, что это искусственный сустав, с ним тоже бывают проблемы, и пара трения не вечная, ее можно износить. Но, как правило, пациент возвращается к своей обычной жизни. Мы, конечно, пытаемся объяснить пациенту, что необязательно прыгать с тарзанки на землю, все равно проводить беседу нужно, потому что эта операция направлена на улучшение качества жизни. У пациента болел сустав, он пришел за помощью, чтобы он у него не болел. Хотя часть пациентов четко говорит, что мы занимаемся таким спортом, или я езжу на велосипеде по 15 километров, хочу продолжить ездить. В принципе, люди возвращаются и занимаемся, мы их наблюдаем.
Анастасия Удилова:
Насколько долгая реабилитация? Пациенту заменили сустав, через какое время он теоретически может вернуться к своему образу жизни, например, бегать или велосипед крутить?
Олег Дружбинский:
Хотя бы гулять сам без палочки?
Сергей Сметанин:
Гулять пораньше, бегать попозже. Бег – где-то после полугода, это если все идет по плану, без осложнений. А так ходьба разрешена в первые сутки после операции. Сегодня прооперировали, завтра сделали рентгеновские снимки, посмотрели его на перевязке, и потихонечку начинает человек активизироваться.
Олег Дружбинский:
Но пока с костылями, с палочкой?
Сергей Сметанин:
Естественно, сначала с костылями, он учится ходить, все-таки у него изменяется ось конечности, уходит болевой синдром, то есть нужно время и мышцам, и всей конечности привыкнуть, как правильно дальше ходить. Мы в этом помогаем, врачи-реабилитологи нам в этом помогают.
Олег Дружбинский:
Я слышал, что бывает отторжение, человеческий организм отторгает инородный предмет. Понятно, что если печень новую пришили, тут сложнее, а с суставами есть отторжение?
Сергей Сметанин:
Понятия отторжения вообще не существует в эндопротезировании. Не прижилось – это значит какая-то асептическая нестабильность компонентов эндопротеза, такое бывает, то есть когда нет микробов, но компоненты в кости перестали крепко держаться. Либо уже инфекционные какие-то проблемы. Но таких проблем не очень много.
Анастасия Удилова:
Инфекционное – это попадание инфекции во время операции, например, или после, то есть через рану в сустав?
Сергей Сметанин:
Мы надеемся, что не во время операции, все-таки операция делается в асептических условиях.
Анастасия Удилова:
Но все равно у нас нет абсолютно стерильного пространства.
Сергей Сметанин:
Плюс организм все равно обследуется перед операцией, но не настолько, чтобы выявить все очаги хронической инфекции. Инфекция, может быть, в организме где-то живет, и она может с кровью в этот сустав прилететь.
Олег Дружбинский:
Хотелось бы поговорить о том, куда развивается Ваше направление? Сможем ли мы заменить не только простые суставы, а можно ли будет все что угодно заменить, позвоночник, например?
Сергей Сметанин:
Эндопротезирование тазобедренного сустава все-таки не из простых. Просто эта операция стоит на потоке, и пациентов оперируют достаточно много. И многие пациент так считают, который приезжают в клинику, говорят: «Прооперируйте побыстрее, а то я уже билеты домой купил». Все равно это операция, это операционный риск, послеоперационные особенности. Но чем больше таких операций выполняется, тем больше появляться опыта, тем больше особенностей изучаем.
Олег Дружбинский:
Что нас ждет? Есть тенденция к органосохраняющим операциям?
Сергей Сметанин:
Естественно, если можно сустав сохранить, не выполняя эндопротезирование, то это надо делать. И сейчас такие операции выполняются. Если говорить о коленном суставе, то зачастую артроз развивается при нарушении оси всей нижней конечности, то есть человек имеет У-образные или Х-образные нижние конечности, ну так природа ему подарила, и при ходьбе у него больше нагрузка возникает на тот или иной отдел коленного сустава. Пока хрящ возобновляется, регенерирует, все вроде более-менее. Но с течением времени тот или сустав может начать страдать, поэтому чтобы этого не было, хирурги выполняют остеотомию и восстанавливают эту ось конечности.
Олег Дружбинский:
Вы сказали, что бывают люди, у которых У-образное построение ног, а бывает Х-образное, когда идет человек и коленки трутся друг о друга. Естественно, нагрузка на суставы колен разная. Вы можете что-то поправить, чтобы не было Х-образных ног?
Сергей Сметанин:
Да, если это деформация у человека юного возраста, или зрелого, когда еще нет артроза. Артроз – это уже отмирание сустава. Может, у человека была ось конечности и нормальная, но со временем развития патологического процесса в суставе ось начала искривляться в ту или иную сторону, и мы увидели пациента с У-образными нижними конечностями, когда остеотомию или исправление оси конечности смысла нет делать, надо менять сам сустав.
А есть ситуации, когда нет артроза в коленном суставе, есть нарушение оси конечности, тогда можно выполнить остеотомию кости, то есть сделать искусственный перелом, поставить ее в ту позицию, при которой ось всей ноги будут правильной, зафиксировать в таком положении и этот перелом срастить. И в будущем, когда человек будет ходить, у него нагрузка на коленный сустав будет распределяться так, как она должна распределяться. Этим мы выполняем профилактику будущего развития артроза.
Анастасия Удилова:
Голень восстанавливаем?
Сергей Сметанин:
Да, например, большая берцовая кость близ коленного сустава для восстановления оси всей нижней конечности.
Олег Дружбинский:
Когда произойдет это замечательное чудо: человек потерял руку, а ему раз – поставили сустав, и рука у него, как новая, только она железная внутри. Когда вот этот кадр фантастического фильма придет в реальность?
Сергей Сметанин:
Я надеюсь, что когда-нибудь такое произойдет, хотя в глубине души еще не понимаю, как это будет, потому что имплантировать металлическую руку, наверное, можно, проблем в этом не будет, какой-нибудь производитель сделает и ее можно будет пришить. Просто вопрос как она будет работать. Есть куча мышц, куча сосудов, нервов, которые все это дело иннервируют. Мышцы получают импульс от центральной нервной системы, какое движение, когда сделать.
Олег Дружбинский:
На уровне сустава Вы руку сможете соединить с плечом?
Сергей Сметанин:
Да, это будут эндопротезы плечевого сустава при какой-то проблеме самого плечевого сустава. Поскольку с мышцами, кистью и предплечьем все нормально, человек дальше сможет это конечностью пользоваться. А вот всю конечность – мне сложно представить, но это должна быть общая работа со стороны нейрохирургов, то есть имплантация нервов в оставшиеся мышцы, потому что та конечность, которая есть, но не работает, от нее тоже мало толку.
Олег Дружбинский:
Если только для вида.
Сергей Сметанин:
Существуют сейчас для вида экзопротезы, когда часть конечности заменяется изготовленной на заводе определенной формы, имитирующую какую-то часть конечности.
Олег Дружбинский:
Это ее просто пристегнул или отстегнул.
Анастасия Удилова:
Вы у пациентов не спрашивали ради интереса, какие у них ощущения после того, как в их организме появилось что-то искусственное, они как-то это ощущают или нет?
Сергей Сметанин:
Первые ощущения после операции – это боль, все-таки она связана с высокой травматизацией. Первые сутки пациенты часто говорят, что я больше к вам никогда не приду, вы такие варвары, так больно сделали.
Олег Дружбинский:
А какие-то обезболивающие?
Сергей Сметанин:
Естественно, пациент получает достаточно много обезболивающих препаратов в первые сутки, первую неделю, но все равно болевой синдром сильно выражен. В последующем болевой синдром потихонечку утихает. Когда пациенты начинают активизироваться, уже более-менее ходить, практически все пациенты отмечают, что боль изменилась, болит сам сустав, болит послеоперационная рана, связки, такая мягкотканная боль, но боли в глубине сустава, где человек испытывал ее до этого десятилетиями, нет. При осмотрах через полгода зачастую пациент приходит и говорит, что я уже и забыл, что операция была.
Олег Дружбинский:
Он чувствует у себя эту железяку или нет?
Сергей Сметанин:
Часть пациентов вообще не чувствует, часть отмечает реакцию на погоду.
Олег Дружбинский:
Железяка намагничивается?
Анастасия Удилова:
У многих бывает реакция на погоду в местах перелома.
Олег Дружбинский:
Это психосоматика или действительно перепад давления влияет на слабые части костной ткани?
Сергей Сметанин:
Я думаю, и то, и то в какой-то степени, но больше психосоматика. Пациенты возвращаются, и они забывают, что сустав оперирован.
Олег Дружбинский:
Если ты поверил, что уже все стало, как было, то уже ничего не болит.
Сергей Сметанин:
Просто понимание пациента всей сущности оперативного лечения – это достаточно важно. То есть операция – это 50 процентов успеха, дальнейшая реабилитация, правильное понимание пациентом реабилитационного периода, правильная ходьба на костылях, вовремя наблюдение у врача – вот это залог успеха эндопротезирования, а не только правильно выполненная операция.
Анастасия Удилова:
Очень многие пациенты, как мне показалось, которые являются Вашими пациентами, это люди не самые активные по жизни, зачастую с избыточной массой тела, которые мало двигаются, идут разрушающие деструктивные процессы. Такой замкнутый круг – у человека возникает боль, он начинает сам себя жалеть, как же я буду заниматься спортом, какой спорт, у меня и так все болит. И рано или поздно это приводит к тому, что они приходят к Вам. А после операции есть ли необходимость в постоянной умеренной физической нагрузке, та же самая ЛФК? Является ли это обязательным условием проекта в дальнейшем, или человек опять может расслабиться, лечь на диван, и все хорошо?
Сергей Сметанин:
Желательно и для и неоперированного сустава, чтобы была постоянная физическая нагрузка, не в рамках профессионального спорта, а в рамках лечебной гимнастики. Обычная ходьба, обычная жизнедеятельность пациента. Все это разрешено и показано, это нужно делать, не нужно лежать и жалеть этот эндопротез, что так он дольше прослужит. Нужно им пользоваться, для чего эта операция и делается.
Олег Дружбинский:
Фирма все-таки выдает гарантию? Сколько – год, три, десять?
Сергей Сметанин:
Нет такой гарантии, потому что самому железу как таковому в принципе ничего не будет. Износ может быть пары трения, а сам компонент эндопротеза – это же определенной формы металлическая часть, с ней ничего не может быть, только если перелом этой конструкции, что бывает казуистически редко.
Анастасия Удилова:
У нас от силы трения хрящ все-таки разрушается.
Сергей Сметанин:
Если человек имеет лишний вес, все равно нагрузка колоссальная.
Олег Дружбинский:
Я недавно купил один электрический прибор, у него была гарантия год, и он сломался ровно через год. Это беспокоит людей.
Сергей Сметанин:
Здесь такого не бывает, но есть срок выживаемости эндопротеза, что такой эндопротез, у такой категории людей, мы не берем пациентов больше 120-130 кг. Надо понимать, что все регистры эндопротезирования импортные, они все к нам попадают из Европы, Америки, то есть мы можем посмотреть, что такая-то марка эндопротеза, установлена такому-то количеству людей, человек этот наблюдался определенное время, и с течением 10 лет у 95 процентов людей с этим эндопротезом все хорошо. Вот такая статистика есть, она достоверная, опубликована в соответствующих журналах. В России регистра эндопротезирования как такового нет, то есть мы не можем отследить всех пациентов с эндопротезированием. Хотя такие наметки есть.
Олег Дружбинский:
У нас нет своей собственной статистики. Условно говоря, сделали 10000 операций, эти 10000 человек ходят с этими эндопротезами, а у кого что сломалось или не сломалась, вот этой статистики у нас нет.
Сергей Сметанин:
Человек может быть прооперирован в одном учреждении, с протезом может что-то быть, и пациент лечится в другом. И вот этой взаимосвязи между учреждениями, к сожалению, нет. За рубежом, если он попадает в другой штат, что-то с протезом, он попадает в единую базу.
Олег Дружбинский:
Если у нас нет статистики, то насколько отличается качество работы хирургов западных от наших? Вы ведь оперируете западной статистикой в своих заявлениях? А качество работы тоже может быть разное?
Сергей Сметанин:
Мы опираемся на данные и западных коллег, и на данные ведущих наших учреждений, но в любом случае эндопротезирование в России сейчас достаточно широко и хорошо развито. И за рубежом, где был в командировке, зачастую не видел что-то такого особенного, обычная техника, такая же, как и у нас. То есть чего-то сверхвыдающегося там, как правило, нет. Может, какие-то нюансы самой оперативной техники в той или иной больнице, особенности конкретного ортопеда, конечно же, есть, но в общем те эндопротезы, которые имплантируются в России и за рубежом, это примерно одинаково.
Олег Дружбинский:
А уровень врачей?
Сергей Сметанин:
В зависимости от учреждений, но в России достаточно много хороших хирургов-ортопедов, которые блокируют суставы не хуже, а иногда лучше.
Олег Дружбинский:
Есть необходимость делать эту операцию в Германии или Израиле?
Сергей Сметанин:
По моему личному мнению, такой необходимости нет, хотя часть пациентов считает наоборот, что в России нет такого специалиста, который может правильно, грамотно выполнить эндопротезирование. Пациенты, которые оперируются за рубежом, сталкиваются с другими проблемами, им же надо после операции наблюдаться.
Олег Дружбинский:
Вы сказали о том, что 50 процентов зависит от операции, 50 процентов от послеоперационного восстановления. Это фигура речи или правда? Скажите честно, от чего зависит? Очень часто врачи любят перенести ответственность на пациента и сказать, что у тебя болит, потому что я тебе говорил вот эту таблетку выпить, а ты перепутал таблетки.
Сергей Сметанин:
50 на 50 так и есть. Часть все равно ложится на плечи оперирующего хирурга.
Анастасия Удилова:
Мне кажется, что 50 процентов – это как раз большой процент ответственности на пациента и небольшой на хирурга.
Сергей Сметанин:
Нельзя все перекладывать на хирурга, что он неправильно что-то сделал. Если пациент в послеоперационном периоде не соблюдает рекомендации врача, то есть мы предполагаем, как у него будет этот процесс восстановления идти, но никогда не можем загадать, насколько хорошо, насколько плохо. Есть определенные правила, по которым работаем не только мы, но и другие ведущие учреждения нашей страны и за рубежом. Поэтому стараемся ее придерживаться.
Олег Дружбинский:
На этих протезах уже стоят метки, чтобы отслеживать людей, если что, или нет?
Сергей Сметанин:
Конечно, никаких меток нет. Есть компоненты эндопротеза, но меток нет.
Анастасия Удилова:
А что делать людям, у которых уже появились начальные признаки артроза, как они проявляются и что нужно делать человеку, чтобы все-таки к Вам не попасть или отсрочить этот момент?
Сергей Сметанин:
В первую очередь все равно обратиться к специалисту, выяснить причину боли. Она может быть абсолютно разная, у пациента, может быть, была до этого травма, есть повреждения внутрисуставной структуры, которые нужно как можно быстрее вылечить, а не затягивать процесс, когда эта поврежденная структура нанесет урон суставу с годами. То есть выяснить, что болит, как болит.
Если никакой травмы не было, просто появилась боль, выполнить исследование, определить причину и начать вовремя лечить. Это все методы консервативного лечения, лечебная физкультура, может быть, изменение режима питания, если человек полный, может быть, увеличение физической нагрузки, если человек ею вообще не занимается. Все это будет залогом успеха профилактики артроза, потому что чем моложе человек, тем восстановительные механизмы больше развиты.
Олег Дружбинский:
Когда молодой, все лучше заживает, а с годами пора менять суставы.
Сергей Сметанин:
Если сустав разрушен, человек уже не может с ним жить, хочется повысить качество жизни.
Олег Дружбинский:
В самом начале передачи сказали, что медицинское показание к замене – это когда пациент говорит, что надо менять.
Сергей Сметанин:
Да, когда он уже все виды лечения попробовал. Бывает, пациент вращается, сустав разрушен, а он не болит. И у пациентов нет запросов на улучшение качества жизни.
Анастасия Удилова:
Ведь пациента приводит к доктору боль, то есть то, что мешает ему жить. А как Вы узнаете, что сустав разрушен?
Сергей Сметанин:
К сожалению, зачастую сталкиваюсь с ситуациями, когда пациента отправляют на эндопротезирование, особенно из регионов нашей страны, и особо-то его и не смотрят. Увидели какие-то разрушения на снимке, оформили бумаги, пациент приехал. Иногда он узнает, что на эндопротезирование приехал, только у нас.
Олег Дружбинский:
Он приехал на укольчики, оказывается, ему меняют колено.
Сергей Сметанин:
Редко, но бывает. Поэтому каждый пациент все-таки индивидуальная структура, надо посмотреть, пообщаться, обследовать и определить, что с ним надо делать.
Сергей Сметанин:
Спасибо Вам большое, что сегодня были с нами, программа подошла к концу, много интересного узнали про эндопротезирование. Очень хочется, чтобы Ваша специальность подняла флаг и пошла вперед. Желаю Вам успехов и спасибо Вам за то, что Вы с такой теплотой говорите о пациентах, в этом настоящий врач и заключается.
Анастасия Удилова:
Берегите себя, берегите свои суставы, не болейте, всего доброго.