{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Елена Кузьменко Главный редактор журнала ST0RY 18 марта 2019г.
Журнал STORY и его звездные авторы
История STORY и звездные авторы журнала: Дима Быков, Максим Кантор, Андрей Макаревич, Виктория Токарева

Евгений Додолев:

Добрый день! В эфире программа «Мимонот» и я, её ведущий, Евгений Додолев. В гостях у меня сегодня Елена Кузьменко, главный редактор журнала STORY, издание, которое большинство людей, разбирающихся в медийке, называют самым сильным ежемесячным изданием, самым интересным из ныне существующих на рынке. Скажите, Лена...

Елена Кузьменко:

Добрый день, Евгений. 

Евгений Додолев:

Добрый день. Первый вопрос, как вы дошли до жизни такой, как вы стали главным редактором журнала STORY? 

Елена Кузьменко:

Вы знаете, я с рождения в себе чувствую некий потенциал. 

Евгений Додолев:

Журналистский? 

Елена Кузьменко:

Нет, главноредакторский. Шучу, конечно. Журналистикой никогда не хотела заниматься и не занималась, по профессии я не журналист. 

Евгений Додолев:

По профессии вы имеете в виду по образованию. 

Елена Кузьменко:

По образованию. 

Евгений Додолев:

А кто вы по образованию? 

Елена Кузьменко:

Я закончила сценарно-киноведческий, но занималась больше сценариями. Но поскольку, когда я закончила наш любимый лучший институт ВГИК, кино былo...

Евгений Додолев:

Какой факультет?

Елена Кузьменко:

Киноведческий. С кино был полный швах, и поэтому, помните, середина девяностых, когда снимали малокартинье и всё прочее. Поэтому я сидела как-то дома в очередной раз без работы, писала негром за кого-то роман детективный. Мне позвонила моя подруга по ВГИКу и сказала: меня позвали на обалденную работу в «Огонек», с большой зарплатой, замени меня в «ТВ-Парке». Тебе ничего делать не надо будет. Просто писать про кино, что ты умеешь даже без словарей. Я пошла, думаю, на неделю, на две, пока не найдут. И как-то втянулась. Потому что это была регулярная зарплата, действительно, работы было много, но особо не стоило каких-то усилий. После этого буквально после нескольких месяцев меня позвали тогда в только организованный первый телегайд, по сути, «7 дней». Его возглавлял совершенно уникальный журналист, вы его знаете, это Владимир Борисович Чернов. Вы знаете примерно, как выходят обычно из творческих ВУЗов, первое время это все снобы. Естественно, я с таким снобизмом, господи, телегайд, да что же такое, это такой примитив. Но когда я познакомилась с Черновым, я поняла, что я попала не просто в правильное место, к правильному человеку, а к уникальному человеку. На мой взгляд, это, наверное, один из самых сильных главных редакторов в истории российской журналистики. Я сейчас не хожу далеко. 

Евгений Додолев:

К Гиляровскому не ходите. 

Елена Кузьменко:

Да, не будем. Если взять хотя бы последние 20 лет уже свободной прессы, для меня лично это показатели, естественно, Мостовщиков, Чернов, Яковлев, это понятно. 

Евгений Додолев:

Яковлев который? 

Елена Кузьменко:

Не папа, а сын. 

Евгений Додолев:

Владимир. 

Елена Кузьменко:

Владимир, да. И потом Чернов, он был для меня самый такой многомерный человек в этом роде. Поскольку он был великолепный редактор, он был образованный человек, и плюс ко всему, он был великолепный писатель. Писатель, который, в нём сохранилось... 

Евгений Додолев:

Вы знаете, у нас всё-таки история про вас, поэтому с Черновым я всё понял. 

Елена Кузьменко:

Какое-то время мы поработали в «7 днях», а потом, когда ушёл в «Огонек» главным редактором, позвал меня с собой. 

Евгений Додолев:

На какую позицию?

Елена Кузьменко:

Я была зав отделом культуры, он же назывался отдел искусств, чем я очень гордилась, поскольку была самым молодым зав отделом в истории «Огонька», буквально в 20 небольшим. А вокруг были взрослые дяденьки и тётеньки, естественно, у меня ноги подгибались первую неделю хождения на работу. С Черновым мы поработали, мне кажется, тоже в очень такой, славный период «Огонька», поскольку все знают коротичевский когда вкладывались немереные деньги, это был главный такой рупор перестройки. У нас был «Огонек» такой, на обочине. То есть про него уже все почти забыли, и когда мы туда пришли, там был какой-то совершенно мизерный тираж. 

Евгений Додолев:

Владельцем Березовский был? 

Елена Кузьменко:

Там сложно. То есть на моей памяти деньги, кто только не давал из олигархов деньги, и Березовский, и Абрамович. 

Евгений Додолев:

Юмашев, выходец из «Огонька», насколько мне известно, он всегда относился к своей альма-матер... 

Елена Кузьменко:

Нет, Валентин Борисович, он настолько верный человек и настолько, если он с кем-то дружит, он дружит. 

Евгений Додолев:

Поэтому не может быть по определению никаких финансовых проблем. 

Елена Кузьменко:

Но это же всё равно какой-то бизнес, тем более, вы знаете, у меня такое ощущение, особенно конец девяностых, это всё становление медийной системы, ещё не очень понимали, откуда деньги брать и как брать. 

Евгений Додолев:

Это уж Юмашев понимал. 

Елена Кузьменко:

Да, но при всём при том это был как раз период вот этих всех выборных дел. И как-то мы умудрялись оставаться вне вот этих всех конфликтов. Я не помню, какой 98-99-й год, когда Таренко был, не помню, кажется за Лужкова, кто-то был против. И шла такая битва в степях московских. Я поскольку занималась отделом культуры, всегда была далека, мне никогда не хотелось участвовать в таких играх. Я считаю это большим везеньем, поскольку мне дали полный карт-бланш, полную свободу, никто не рассказывал своё видение прекрасного. Я полностью сама... 

Евгений Додолев:

Давайте продвигаться, чтобы мы STORY все-таки дошли. 

Елена Кузьменко:

А потом в очередной момент поменялись владельцы, Чернова попросили, мягко говоря, и я ушла вместе с ним, поскольку считала его человеком, и это для меня был знак сказать спасибо и оказать такую поддержку моральную. После чего мы стали заниматься таким «непонятно чем» для многих. Мы придумывали концепции журналов. Пару концепций мы продали, буквально это на уровне пилота сделали, какие-то люди продолжали делать до какой-то степени журнал. Затем мы сделали журнал, мы с вами говорили, для Ларисы Кривцовой, то есть полностью концепция... 

Евгений Додолев:

«Город женщин». 

Елена Кузьменко:

«Город женщин». 

Евгений Додолев:

То есть это не её была придумка. 

Елена Кузьменко:

Нет, это не её была придумка, это была придумка наша с Черновым, но какая была ситуация. У неё была передача «Город женщин», она была такая, дамская передача, днём, кажется, на Первом канале, где она приглашала всяких женщин, они говорили о женской доле. Мы ей предложили сменить немножко ракурс и дать женщин во власти. То есть концепция была такая, что наступает время, когда женщина по всем параметрам начинает на многих позициях вытеснять мужчин. Поэтому мы будем разбирать не бытовые какие-то подробности дамской жизни, и даже не психологические, а попробуем разобраться в механизмах власти. В принципе, власть - это всё, что нас окружает. Потому что это не обязательно только Путин и администрация президента. Власть вещи, власть денег, власть общественного мнения, всё, что угодно. Если относиться к окружающей жизни с этой точки зрения, то получается очень интересный взгляд на неё. И он уже, лежащий в стороне от того, что существует в других средствах массовой информации. Где-то года два или три мы делали, потом у неё планы сменились, и мы как раз придумали... 

Евгений Додолев:

Что значит, планы сменились, она ушла с телевидения? 

Елена Кузьменко:

Она с телевидения ушла. у неё...

Евгений Додолев:

Почему она ушла? 

Елена Кузьменко:

Вы знаете, у неё какие-то свои сложности были. То есть я, честно говоря, даже не хочу в это вдаваться. 

Евгений Додолев:

То есть вы не были подругами. 

Елена Кузьменко:

У нас были очень хорошие приятельские отношения, но рабочие. 

Евгений Додолев:

Сейчас не общаетесь?

Елена Кузьменко:

Как всегда, поначалу общались, и чем дальше, тем меньше. Но при всём при том мы за это время придумали новый журнал, это как раз был STORY, и придумывалось каким образом. Как всегда, на коленках. Мы делали журнал, чтобы его можно было предложить в какое-нибудь издательство, чтобы он не был убыточный, но в то же время журнал, который нам не будет делать противно, чтобы нам очень самим хотелось. Что такое журнал. 

Евгений Додолев:

То есть до этого то, что вы делали, было противно? 

Елена Кузьменко:

В том-то и дело, что мне повезло, что я никогда не делала, что мне противно. 

Евгений Додолев:

Это важно. 

Елена Кузьменко:

Я всегда работала... Но я же ещё и подрабатывала. Я периодически работала второй работой лит.редактором в каких-то других изданиях, и сама под псевдонимом писала. И как правило, там с чем я сталкивалась, это было не очень приятно, поскольку это был совершенно иной подход, для меня это не журналистика. По сути, это бизнес, просто продают не гайки, а слова и картинки на бумажке. 

Евгений Додолев:

У нас и Пушкин говорил, что «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать», что в этом плохого? 

Елена Кузьменко:

Понимаете, Пушкин, когда он говорил, ему же не рассказывали, как он должен писать. В принципе, он уже готовую вещь продавал. То есть он имел в виду, что продаёшь не себя, а продукт своего мозга, таланта и всего прочего. В данном случае, вы помните, наверное, такая старая история кинематографическая. На Мосфильме В 30-е года был такой директор, Дукельский. Он гнобил всех, Эйзенштейна, он был кавалерист когда-то в революционные годы. Затем он был директором обувной фабрики, потом птицу поднимал в Липецкой области. Хорошо видно поднял, его к кинематографистам отправили на Мосфильм. И потом он какое-то время порулил, дальше его отправили следующее сельское хозяйство поднимать. И, в принципе, то, что сейчас происходит, за эти годы происходит именно в журналистике, очень похоже. И в кино то же самое. Продюсерское кино, менеджерская журналистика - это всё звенья одной цепи. Под другими лозунгами, но то же самое. 

Евгений Додолев:

То есть непрофессиональные люди. 

Елена Кузьменко:

Когда люди из другой профессии начинают тебе рассказывать, как писать, про что писать, как они думают. Причём, как правило, они сами не пишущие. Всё-таки это немножко, понимаете, у нас всё время, это девяностые годы, всё это ещё до «гудбай, Америки», что в Америке журналистика такая, сякая. Мы - другая страна. Мы страна логоцентричная. Всё-таки у нас журналистика, как, впрочем, и поэт, и писатель всегда был больше, чем журналистика. Поскольку это такие подступы к писательству. И в советское время то же самое было. Для меня было откровением, потому что тридцатые годы, мы все в девяностые стукнутые перестройкой, обличением. Мне казалось, что в 30-е годы «Огонек», это были какие-то передовицы. Господи, это был нежнейший, это был трогательный, если пропускать конечно несколько страниц передовиц, литературный журнал, где печатались великолепные писатели. Я с удивлением великим обнаружила, что оказывается, «Огонек» в тридцатые годы публиковал из номера в номер мою любимую писательницу с детства, такая была, Вера Чаплина, служительница Московского зоопарка, которая именно там печатала свою повесть «Кинули». То есть совершенно не стыкуется образ той прессы, о которой рассказывают, и какая она была на самом деле. История, по сути, это журнал-обманка. Это было задумано сознательно, просто вначале мы где-то более на компромисс пошли, потом уже, когда я осталась одна и восстановила журнал с другими людьми. 

Евгений Додолев:

Вы про STORY говорите? 

Елена Кузьменко:

Да, про STORY. В другом издательстве. Я уже сознательно шла на это и мне кажется, получилось именно сделать так, как я это представляла. 

Евгений Додолев:

В другом в каком?

Елена Кузьменко:

Сейчас я расскажу. Современная журналистика, это профессия факта. Нужен факт. И все бегут наперегонки друг с другом, кто раньше что напишет и всё прочее. По большому счёту, осмысление, есть для этого колумнисты, которые, часто бывает, просто преподносят некую завиральную идею, которая не вызывает отторжения у хозяев издания, которое представляет этот колумнист. Мне хотелось создать журнал не про политику и не о том, что происходит. И так, посмотрите, у всех есть интернет. Мы завалены, мы тонем в информации. Любой человек, открывая интернет, он знает раньше любого журналиста, где что происходит. То есть идти в этом направлении, это безумство и глупость. Поскольку уже все, время другое, изменилось. Только можно именно с глубиной и неожиданным подходом, неожиданным ракурсом зацепить читателя и стать ему близким, необходимым, понятным. То есть у нас нет материалов и дат, вы знаете. Зачем эти даты. Журнал - это, не побоюсь этого слова, делается такое кино на бумаге. То есть есть определённая внутренняя драматургия, каждый номер - это действительно, это не будет хвастовством, но, по сути, для меня журнал, это как монашеское послушание. По той простой причине, что последние, особенно пять лет, я занимаюсь только журналом. Вот с утра до вечера, в праздники, выходные, потому что иначе его просто не сделаешь. Потому что надо всё время читать, надо всё время думать, надо всё время придумывать. Допустим, иногда у нас есть такой великолепный автор, Воденников, и он всё время ходит пешком. Люди не понимают, ради здоровья, для фитнеса, понятно. Зачем человек ходит пешком по 20 км, шагает, шагает. Но я понимаю, почему он шагает. Я тоже шагаю. И даже не из-за фитнеса, а потому, что когда ты идёшь, ходишь, видно в этот ритм очень хорошо думается. И действительно, все такие идеи придумываются в дороге. Журнал этот, мы плюем на информацию и пытаемся играть на затоптанном этом поле, предлагая людям остановиться, не бежать в этом информационном потоке, а посмотреть, допустим, на этот момент, на этот. То есть нас интересует не что, а как и почему. То есть некое осмысление всего. Почему, допустим, у меня в результате получилось, что за годы исчезли журналисты. У нас очень мало журналистов. В основном, если это журналисты, это те, которые наравне с писателями, пишущие, у которых у самих книжная полка. 

Евгений Додолев:

Вы имеете в виду Александр Никонов. 

Елена Кузьменко:

Никонов, Быков, вас, многих-многих. 

Евгений Додолев:

Я у вас крайне редко. Меня автором назвать сложно. Но мне казалось, что вы как раз не журналистов предпочитаете, у вас среди авторов и живописцы, и музыканты известные. Это как складывался вот этот лайнап авторский. Как вы их находили, или они вас находили?

Елена Кузьменко:

Знаете, с одной стороны, личные предпочтения. Кто как. Допустим, я помню, как появился Макаревич. С самого начала, с первого дня нашего журнала, он очень приятельствовал так нежно с Черновым. И Чернов просто, когда журнал позволял, формат кого-то, он сразу ему позвонил и предложил. И Макаревичи с удовольствием, надо сказать, отозвался. Он писал на протяжении семи лет свою колонку. Он писал каждый номер. То есть он написал, я даже не знаю, сколько, 60 или 70 таких великолепных маленьких рассказиков. Потом как раз нас закрыли, потом открыли… 

Евгений Додолев:

Когда вас закрыли? 

Елена Кузьменко:

Это было после смерти Чернова, это был 13-й год, нас закрыли в конце года, там было много всего, потому что закрыли в связи со смертью, но потом ещё и пожар случился в издательском доме. И после этого уже решили, что нас, погорельцев, мы не нужны. После этого я сумела открыть буквально через месяц уже с новой командой, с новыми людьми, это мои друзья, которые меня поддержали.

Евгений Додолев:

Журналисты? 

Елена Кузьменко:

Нет, не журналисты, издательница такая, Елена Каякина и её муж, Анатолий Сосновский. Они бизнесмены. Им очень нравился журнал, и они стали его поддерживать, они создали распространительную команду, а редакция моя. И дальше Макаревич, возвращаясь к нему, и Андрей Вадимович какое-то время не писал, и тут мы решили, почему бы ему не порисовать. И он стал рисовать. Причём это был совершенно чудный проект, он длился около года. Есть известный тоже сценарист, Эдуард Тополь, и он тоже наш автор, и периодически, он писал по заказу обычно, мы придумывали какую-то историю. А тут он сам предложил, наверное, возраст сказывается, он захотел писать о любви, вспомнить всё, что называется. И эти самые барышни, которых он вспоминал, они просто нуждались в некоторой такой конкретизации. Андрей Вадимович просто чудно нарисовал такую галерею женских образов, в которые влюбляются художники и не только на протяжении последнего полувека. И потом даже устроили такую выставку, он провёл. И сейчас он тоже пишет время от времени. Я ему предлагаю тему, а он дальше говорит, интересно ему, не интересно, и далее мы договариваемся. И вот снова возвращаясь к Макаревичу и подбору авторов. Мы все пережили сложный 14-й год, когда наше культурное сообщество оказалось разделено: Крым наш, Крым не наш. И для меня это принципиально, и вот это вещь, которую, я не знаю, под угрозой расстрела не откажусь, что в журнале должны печататься люди разных совершенно убеждений. Мне, честно говоря, абсолютно всё равно, кто за что. То есть мне важно, к каким вещам они призывают в журнале, а поскольку у нас всё-таки очень христианский проект, в том смысле, что он миролюбивый, он гуманный. Естественно, к плохим вещам мы никого не призываем. И второй момент, мы пишем не о политике, не о сиюминутном, а о том, что с нами происходит и о том, как выжить. Вы знаете, это получается, даже боюсь об этом говорить, буквально каждый месяц я получаю письма от людей, которые пишут. Допустим, последний раз мне в Фейсбук бросила девушка, попросилась во френды и сразу же написала в личку. Говорит, я ваш журнал дала своей подруге, у неё была очень тяжёлая операция, на грани смерти. Она его читала перед операцией. Когда она очнулась от наркоза, она потребовала дочитать ей. Говорит, вы поверите или нет, но у нас было ощущение, что Ваш журнал её вытащил, потому что прогноз был неутешительный. То есть, знаете, вот эти все слова, они очень дорогого стоят. 

Евгений Додолев:

Я думаю, да. 

Елена Кузьменко:

Ты понимаешь, что это всё не просто так. Тем более, я на себе испытала такой лечебный эффект журнала, потому что когда в жизни были ситуации, когда уходили близкие или ещё что-то, только вытягивает из депрессии, из ощущения полностью расколотого мира, вытягивает только журнал, ни что иное. Потому что в нём люди очень искренние. Мало того, что они все владеют словом, умеют оформлять точно свои мысли, но и они пишут о ключевых моментах, о пограничных. О предательстве, о жизни, о смерти. То есть все вещи, которые нам не дают... То есть периодически ты с этим сталкиваешься, и ты понимаешь, что это вещи, которые могут тебя просто убить, затоптать. Но ты видишь, что ты не один. И до тебя это было, и будет, и ничего нет нового под солнцем. Поэтому я очень люблю наших авторов, обожаю. 

Евгений Додолев:

Можно как-то конкретизировать, потому что автор, это кто у нас, кроме Макаревича ни одна фамилия у нас не прозвучала пока. 

Елена Кузьменко:

Виктория Токарева, все её знают, представлять не надо. На мой взгляд, это писатель, то есть она для меня такой продолжатель Довлатова. Хотя её называют женской писательницей, это абсолютно не женский писатель, это очень мощный именно писатель без пола. Да, у неё герои чаще женщины. 

Евгений Додолев:

Виктория Токарева. 

Елена Кузьменко:

Точное слово у неё, пожалуй, на первом месте. Замечательный Ираклий Квирикадзе. Это киносценарист, режиссёр, с ним тоже долго, это человек из моей юности. Когда я училась, он был самым таким культовым персонажем во ВГИКе. У нас было их несколько, Соловьёв Сергей, Ираклий Квририкадзе, мы все в 17 лет старались бегать на лекцию, послушать, как он мастерство режиссуры преподаёт. Нас восхищало, что со своим курсом, со своей мастерской он часто занятия в ресторане грузинском проводил, это было в порядке вещей. И как-то так у меня повелось, в какое бы издание я ни приходила, самый первый материал, который я делала, как автор, это было интервью с Ираклием Квририкадзе. Когда я осталась одна, без Чернова, я поняла, что мне обязательно нужен голос, похожий, даже не похожий на Чернова, а нужен человек, играющий роль его. В каком смысле. Чернов писал притчи. В принципе, сегодня это мало, кто умеет делать. 

Евгений Додолев:

Мне кажется, на это просто нет спроса в наше время. 

Елена Кузьменко:

Но знаете, я имею в виду притчу, когда ещё человек читает, даже он не даёт, в каком жанре написано, то есть такие прекрасные добрые сказочники, которые что-то такое пишут, такую ткань ткут. Я позвала Квирикадзе, мы сидели в кафе, пили кофе, я говорю: слушайте, Ираклий Михалович, вас знает, по сути, киносообщество, широкая публика нет. Давайте, пишите, я из вас сделаю Мерлин Монро, поверьте. Мы сидели и смеялись, когда он станет Мерлин Монро. Он стал ей. Я не помню, рассказывала или нет, летом он пошёл получать пенсию в сберкассу, и кассир говорит: простите, вы тот самый Ираклий Михайлович, который Квирикадзе, который пишет в STORY? Он растерялся, говорит: да! Сбербанк весь бросил свои дела и стал брать у меня автограф. У них были журналы и всё прочее. В ту же ночь он летел на свадьбу к какому-то «форбсу». Это сын его друга детства. Естественно, свадьба была где-то на Антибах. И там он в достаточно незнакомом коллективе свадебном решил, лучше он прогуляется в саду, полюбуется экзотическими растениями, цветочки понюхает. Гуляет между кустиками и сталкивается с дамой средних лет. Она говорит: господи, вы тот самый Квирикадзе? Он говорит: да. Она мужа зовёт: подойди, пожалуйста, я вас познакомлю. Он говорит: я улыбаюсь, но не понимаю, кто это. Потом выяснилось, что это Шохин и его жена, что они тоже читают и любят. Ираклий играет как раз роль в журнале такого сказочника. Он рассказывает совершенно невероятные истории, он в духе Маркеса, чтобы, кто не видел журнал, представлял, о чем речь. Затем у нас есть такое интеллектуальное наше начало, это писатель и художник Максим Кантор. Он, наверное, с 12-го года регулярно пишет у нас, с ним такая история. Он на протяжении пяти лет исписал историю живописи. Но эта история не хрестоматийной живописи, а это история его личная. То есть он брал только любимых художников, именно тех, о которых ему есть, что сказать и он хочет говорить. И он их трактовал именно так, как он хочет видеть и видит живопись. То есть это абсолютно такой авторский взгляд, и это мне безумно близко и нравится. И кстати, благодаря Кантору происходят очень забавные вещи. Мне очень часто присылают тексты какие-то академики, профессора и говорят: вы же печатаете Кантора, почему вы мне отказываете. Но они не понимают простой вещи, что Кантор, несмотря на его такой научный подход, он писатель, он беллетрист, по сути. 

Евгений Додолев:

У него очень лёгкое, доходчивое письмо. 

Елена Кузьменко:

У него доходчивое письмо, плюс ко всему даже по мысли, несмотря на то, что он говорит, бывает, об очень каких-то сложных и глубоких вещах, он это даёт очень ясно, просто. Плюс ко всему он не хрестоматийное даёт понимание, как принято считать. Это я как-то недавно, не помню, с кем-то столкнулась из читателей, тянущихся к знаниям. И мне говорит: у вас в журнале герой сказал, что демократия - это дымовая завеса, чтобы скрыть противоречия между бедными и богатыми. В словаре совсем другая трактовка демократии. Ну, что тут скажешь. Тут как раз...

Евгений Додолев:

А как в эту компанию попал такой маргинал, как Саша Никонов?

Елена Кузьменко:

Саша Никонов, это мой сосед в течение шести лет по «Огоньку». Он возглавлял в «Огоньке» отдел общества. Нет, не общества, человека, у нас был такой отдел. И писал совершено роскошные, великолепные юмористические вещи. Вы знаете, Женя, я ещё столкнулась, наверное, это изменилось время и изменились люди. Но последние годы я все время сталкиваюсь с тем, что у нас люди, вне зависимости от образования, от среды и всего прочего перестают понимать подтекст, иронию, шутку, юмор, всё воспринимается очень буквально и однозначно. Даже среди моих знакомых, которые ещё лет 10 назад, мне казалось, что совершенно спокойно рассчитывают разные оттенки, не скажу серого, но юмора. И Саша в «Огоньке» с Черновым вместе, потому что, по большому счёту, это придумал Чернов, сделал серию совершенно роскошных материалов о культуре. Саша не любит культуру, он когда слышит это слово, он хватается за пистолет. Поэтому показалось, что это очень будет забавно, когда такой простой сермяжный человек с великолепным умом и техническим образованием будет ходить по художникам известным и спрашивать их, почему они то делают, а не это. Естественно, мы взяли не просто художников, а взяли такие фигуры, достаточно, я вам перечислю, вы сами поймёте. Никас Сафронов, Шилов, Андрияка, Глазунов, но Глазунов немножко в стороне от этого, он, кстати, был первый. И Саша делал просто роскошный фельетон на уровне Ильфа и Петрова. То есть когда мы читали, слёзы вытирали. И «Огонек» был очень игровой, потому что Саша, мы печатали его сказки. Я до сих пор помню его сказку про Новый год, когда дед Мороз едет спасать Ельцина, это когда Ельцин уходил. Это была безумно смешная сказка, совершенно не про политику, а про менталитет и про все эти архетипы. Мы делали какие-то маски, которые к Новому году можно было вырезать. Я даже помню один Новый год, на даче мы отмечали, мой папа, утирая слёзы, читал вслух гостям сказку Никонова. Поэтому, конечно, имея рядом такого человека, я не могла его не позвать. Просто в предыдущем издательстве у нас более был журнал зажат в какие-то планы, я сейчас более свободно, по новым рубрикам. И поэтому, конечно, под Сашу сразу придумалось новая рубрика, и он тоже исправно её ведёт, практически из номера в номер. У меня поэты, что тоже редкость на сегодняшний день. 

Евгений Додолев:

Время такое, востребованное. 

Елена Кузьменко:

Чтобы многотиражная издание печатало поэзию. 

Евгений Додолев:

Кто у вас? 

Елена Кузьменко:

Это Воденников, это Вера Павлова. То есть они два человека, кто ведёт авторскую колонку. 

Евгений Додолев:

В стихах. 

Елена Кузьменко:

Да. Ну, она не в стихах, это проза со стихами. Воденников, он так заразился идеями журнала и вообще, он прекрасный человек и потрясающий автор, что он сейчас готов писать на многие темы. Мы ему ещё придумали рубрику, поскольку он много ходит и гуляет, как я говорю, он пишет про дома. То есть сейчас он гулял в Италии, набрёл на подворотню, где Бродский жил, то есть очень был, какие у него прогулки, занимательные. Вера Павлова, на мой взгляд, это, наверное, самый сильный поэт женского пола современности. Её представлять не надо. Потом у меня есть ещё великолепный совершенно писатель, это Попов Валерий. И бывает даже Евгений Попов. Но Евгений Попов, это московский, который Метрополь, вот эти все дела. А Валерий - это совершенно сказочный персонаж. Эта компания Довлатов, горожане, вот это объединение шестидесятых годов, Битов. Он конечно, человек с потрясающим русским языком, который совершенно уходит. Ему в этом году будет 80 лет. Это моя главная печаль, то, что моим автором всем уже к этим датам. 

Евгений Додолев:

То есть они рано или поздно будут выбывать биологически, а вы молодёжь не ищите, вы не верите в то, что, может быть, двадцатилетние поэты. 

Елена Кузьменко:

Вы знаете, я всё время ищу, я постоянно сижу в Фейсбуке, смотрю круг моих подписчиков и френдов. Это в основном люди, естественно, пишущие и рисующие. Но знаете, тут возникает такой парадокс блогера. Потому что я находила потрясающих, совершенно талантливых ребят, юношей, девушек, мужчин, женщин, которые просто роскошно пишут в своих блогах. Но стоит им заказать материал, вот эта лёгкость, талантливость, она куда-то испаряется. То есть такое ощущение, что когда они знают, что их заказывают официально бумажные издания, они застёгивают до самой верхней пуговички рубашку, надевают галстук. 

Евгений Додолев:

У вас, наверное, ограничения достаточно серьёзные академические по лексике, вряд ли слэнг возможен. 

Елена Кузьменко:

Нет, возможен. Если сленг на месте, почему бы нет. 

Евгений Додолев:

Извините, раз уж мы пошли про блогеров, как вы относитесь к феномену проектов? То, что делает Юрий Дудь. У него просмотры исчисляются, порой, восьмизначными числами, то есть такие тиражи не снились ни журналам, ни федеральным каналам по аудитории. 

Елена Кузьменко:

Знаете, мне, с одной стороны, кажется его феномен надуманным слегка.

Евгений Додолев:

Что значит надуманным, вы считаете, что искусственно как-то? 

Елена Кузьменко:

Я не знаю, я не буду говорить, в том плане, я смотрю просто, мы даже об этом кстати писали в журнале, беседовали с Максимовым Андреем. Он же такой был, один из интервьюеров девяностых годов, и было интересно как он. 

Евгений Додолев:

Очень интересно, как он вообще что-то может понимать о современной жизни. Мне кажется, он человек такой, из позапрошлого столетия даже. 

Елена Кузьменко:

Не знаю, с разными людьми. Но речь о другом. Мне кажется, в чем причина его успеха, в том, что, во-первых, телевидение очень ангажированное стало, ушли просто простые разговоры, которые мы ведем на кухне. 

Евгений Додолев:

То, что у него могут быть героями Навальный, Ходорковский и прочие те, которые запрещены на федеральных каналах, за счёт этого?

Елена Кузьменко:

И это тоже. И плюс ко всему то, что он интересуется. Допустим, для меня, когда я его послушала, мне рассказала моя племянница, которая учится на журфаке, я о нём узнала тоже от другого поколения. Когда она сказала, что они все смотрят, я пыталась понять причину, для меня это было, он конечно, талантливый человек и профессионал, бесспорно, это не обсуждается. Но это интервью без ограничений, которые в те же 90-е годы были. Он мне не открыл ничего нового. Такие же интервью, помню, мы в «Огоньке» печатали, других просто не брали, когда обо всём, с подробностями, с попыткой выяснить какие-то...

Евгений Додолев:

Смотрите, у вас на текущей обложке, которая сейчас, Познер, по-моему, правильно я понимаю?

Елена Кузьменко:

Да.

Евгений Додолев:

Если его сравнивать с Владимиром Владимировичем Познером, как вы считаете, это люди одного репертуара, жанра, одной профессии?

Елена Кузьменко:

Нет, конечно. 

Евгений Додолев:

Вы считаете, что нет. 

Елена Кузьменко:

Познер при всём при том, он идеолог, Познер, мне кажется. Дудь, я ещё не знаю, кем он будет. Пока он талантливый парень, который живой, берет интервью. Допустим, почему я не являюсь его поклонницей, мне не нравится его психотип. Мне не нравятся какие-то вещи, потому что для меня, допустим, мат неприемлем. Но не потому, что я ханжа. 

Евгений Додолев:

В быту или на страницах?

Елена Кузьменко:

И в быту, и на страницах. По той простой причине, что если уж ты выбрал эту профессию, масса великолепных слов в русском языке не менее ёмких, не менее. То есть русский язык позволяет обойтись всё-таки без мата. 

Евгений Додолев:

Ваш Макаревич, друг и апологет Юза Алешковского, который изъясняются только исключительно ненормативной лексикой. И Андрей Вадимович сам виртуозно владеет, насколько я знаю. 

Елена Кузьменко:

У меня масса друзей, которые владеют и которым это идёт. 

Евгений Додолев:

Никонов вообще издавал, с Быковым они издавали газету «Мать» и были под статьей. 

Елена Кузьменко:

Это я помню. тут речь о другом. Тут момент, во-первых, личного выбора. То есть, допустим, я каждый раз, потому что я нетипичный главный редактор в этом плане, по разным причинам. Поскольку мы такое, гуманитарно-культурное издание, естественно небогатое, то я езжу на метро и в автобусах. Поэтому мне категорически не нравится и не устраивает такое всеобщее обыдление. 

Евгений Додолев:

Оно как-то в общественном транспорте чувствуется? 

Елена Кузьменко:

Конечно, я недавно ехала, меня это сначала умилило, а потом я даже как-то думаю, господи, это же люди, которые идут нам на смену. Ехали милейшие девочки, мальчики лет по 14-15. Причём не какие-то бандиты, не из подворотни, не из Капотни какой-нибудь. 

Евгений Додолев:

Вы сейчас обидели жителей Капотни.

Елена Кузьменко:

Ну, как обычно считается, что у нас там на окраине одно. Такие ребята, ботаники. И вот эти ботаники открывают ротик, и из них такое выпадает, такая грязь и похабень, просто диву даёшься. Я понимаю, что для них это уже стала обыденная речь. Мне, как человеку, делающему журнал и жаждущему, чтобы его читали, мне страшно то, что это становится обыденной речью. Что сейчас воспитывается круг, который, в конце концов, перестанет понимать нас, мы будем разговаривать, как с иностранцами. 

Евгений Додолев:

Вы - человек, который поддерживает запреты. 

Елена Кузьменко:

Абсолютно. 

Евгений Додолев:

Сейчас запрещены и в кинематографе, и борются в театральных постановках. 

Елена Кузьменко:

Посмотрите, Женя, честно говоря, в советском кинематографе матерных слов не звучало. За вот эти 30 лет или сколько лет нет ни одного фильма, не создано, сравнимого по мощи с лучшими образцами советского кино. То есть не в мате дело, совершенно какие-то другие вещи. Вообще, у меня такая была теория, мне самой было интересно, почему так происходит. По моему детству и юности мне казалось, что самые интересные, необычные, незаурядные люди - это только творческие профессии. Кино, литература, как-то так повезло, я с детства сталкивалась с ними. Когда я сама попала в эту среду, я поняла, что что-то не то. Или я повзрослела и выросла, у меня сменились оценки, либо среда изменилась. И потом до меня дошло, что, наверное, произошло, именно благодаря тому, почему у нас нет кино, в принципе, литературы. 

Евгений Додолев:

Вы считаете, что у нас нет кино и литературы?

Елена Кузьменко:

Я считаю, что у нас у кино гораздо хуже сейчас качество, чем было даже среднее. Вот я смотрю иногда, бывает, попадается фильм какой-нибудь восьмидесятых годов, который шёл третьим экраном, не по причине политической, а просто среднее кино. И он профессионально сделан точнее, глубже, актёры по-иному играют, чем не лишние. 

Евгений Додолев:

Вы считаете, что советская литература, советский кинематограф были более качественны, чем нынешние российские?

Елена Кузьменко:

Да, конечно, абсолютно. Кино 100 лет, литература нет. У нас литература, кстати, мне так кажется, там, где не коснулась рука менеджеров, всё великолепно. Литература, живопись. 

Евгений Додолев:

Менеджеры - это кто такие? 

Елена Кузьменко:

Когда нет производства. 

Евгений Додолев:

Кирилл Эмильевич Разлогов такой термин употребил, который стал мемом «новые варвары». Он считает, что люди, которые сейчас руководят культурой, курируют разные вопросы, они точно так же, как варвары разрушили Рим, они просто не понимали, что это круто. Просто не то, что им хотелось что-то чуждое, они просто, для них это было ничто. Эти люди просто не понимают, что они разрушают. Значит, вы, разделяете это?

Елена Кузьменко:

Абсолютно разделяю.

Евгений Додолев:

Что с этим может сделать журнал STORY и вообще, наша отрасль журналистская, что мы можем сделать?

Елена Кузьменко:

Вы знаете, мне кажется, если не идти на компромисс, если действительно относиться к своему делу, как к делу жизни, извините, это может звучит, как выспренние слова, но я абсолютно так уверена. Что если ты полностью выкладываешься, не идёшь на компромисс какой-то, то капля камень и точит. То есть можно. Я смотрю по отзывам, потому что, хотя я все время сталкиваюсь с представлениями о прекрасном, допустим, рекламодателей и других людей, но, допустим, говорят: у вас журнал, это для определённого круга. Да нет, какого определённого круга. 

Евгений Додолев:

Для определённого круга. Вы посмотрите тираж, допустим, вашего журнала, который, вы знаете, я очень люблю, и люди вокруг меня его ценят. И тот же мы упоминали Дудь, это несравнимые цифры. У Дудя, кстати, и Познер был, и многие люди, которые бывали у вас на обложках. Но у него самый цитируемый, самый рекордный по просмотрам проект, это блоггер Ивлеева, которая что-то говорила про писю пососать и про что-то другое. 25 млн. просмотров. Лена, это вне конкуренции. 

Елена Кузьменко:

Понимаете, Женя, всегда картинка вне конкуренции от слова. 

Евгений Додолев:

Нет, мы сравниваем даже персонажей. Познер, Парфёнов, Доренко и прочие мэтры журналистики, которые были в гостях у Дудя, они суммарно набрали меньше просмотров, чем блогер Ивлеева. Все вместе взятые. Значит, мы о чем-то должны задуматься, или мы эту аудиторию оставляем в сети?

Елена Кузьменко:

Нет, вы знаете, мне кажется, что наоборот, нужно. 

Евгений Додолев:

Что нужно? 

Елена Кузьменко:

Я потом один на один скажу, что на мой взгляд нужно. На самом деле...

Евгений Додолев:

Запрет, репрессии?

Елена Кузьменко:

Нет, запрет и репрессии конечно не нужно делать, это всегда кто делает, те же самые, кто... Речь о другом. Как вы предлагаете, использовать терминологию этого блогера, чтобы тираж был не 200 тысяч, а миллион?

Евгений Додолев:

Не знаю. Какие критерии у вас по обложкам? Это всегда ваше решение или коллегиальное решение? У нас минута всего осталось. 

Елена Кузьменко:

Обложка - это коллегиальное решение, это то, что мне не удалось отстоять. 

Евгений Додолев:

То есть Дудь никогда не сможет быть на обложке журнала STORY? 

Елена Кузьменко:

Нет, почему. 

Евгений Додолев:

Он может быть на обложке журнала STORY? 

Елена Кузьменко:

Для меня, когда мы с Черновым придумывали журнал, мы для себя решили, что на нашей обложке должны быть знаковые люди для определённого поколения, не важно, для какого. Допустим, если бы обложка была не коллегиальная, а полностью я решала, у меня бы появлялся и Дудь, и Пушкин. 

Евгений Додолев:

Но у вас обложка не может быть просто обложкой, если нет интервью с этим человеком. 

Елена Кузьменко:

Конечно, это уже профессионально обман получается. 

Евгений Додолев:

Финальный вопрос. Я знаю, что вы хотели, чтобы у вас появился Константин Львович Эрнст, но по определённым причинам Константин Львович Эрнст пока не даёт никому интервью. Кто ещё, кроме Эрнста вы желали бы, чтобы он появился на обложке, а пока добраться не можете?

Елена Кузьменко:

Вы знаете, многие. 

Евгений Додолев:

Назовите хотя бы фамилию, может три. 

Елена Кузьменко:

Женя, вы мне сложный вопрос задаёте. Я бы хотела поставить на обложку Маяковского, к примеру. 

Евгений Додолев:

Но интервью с ним очень проблематично. 

Елена Кузьменко:

Дело не в интервью, просто считается, что он понизит продажи. 

Евгений Додолев:

Да?

Елена Кузьменко:

Да. Мне кажется, что тут такое дело. У меня вкус в этом плане, я не боюсь рисковать, поскольку я искренне считаю, и действительно, жизнь подтверждает это, что нельзя бояться быть первым в чем-то. 

Евгений Додолев:

Отлично. Давайте этим слоганов и закончим, слоган журнала STORY - не надо бояться быть первым. Я я ничего не перепутал?

Елена Кузьменко:

Нет. 

Евгений Додолев:

Это сказала сегодняшний гость программы «Мимонот» Елена Кузьменко, главред журнала STORY. Спасибо, что вы были с нами. Спасибо вам, Лена, до свидания.