{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Василий Яковлев Заместитель директора по инновационным технологиям ООО"Ангиоген" 21 января 2019г.
Спасти человека!
Спасут ли человечество инновационные способы ранней диагностики онкологии?

Дмитрий Ахтуба:

Дорогие друзья! С вами «Мединвестклуб с доктором Ахтуба». Мы в прямом эфире обсуждаем наиболее интересные проекты в области медицины и всё, что так или иначе связано со здоровьем человека. Сегодня в студии два очень интересных гостя. Мы будем обсуждать проект «Ангиоген», нам его представит Яковлев Василий Николаевич ― заместитель директора по инновационным технологиям, врач-биохимик. Экспертом будет Абсалямов Руслан Ильдарович – врач-онколог, хирург, медицинский директор компании Human Check.

По сложившейся традиции, друзья, расскажите немного о себе. Предоставим вам, Василий, эфир.

Василий Яковлев:

Очень коротко. Я врач-биохимик по образованию, закончил Второй медицинский. Работал в различных организациях, в совместных предприятиях и наших отечественных по экспериментальным моделям диагностики и онкологических заболеваний и различных неонкологических заболеваний. В основном наша цель – найти маркеры онкологических заболеваний. Последние 5 лет мы заняты новой разработкой на основе наших представлений, как развивается, как формируется опухоль в организме. Получили некоторые результаты, которые позволяют нам говорить о том, что мы можем диагностировать на ранних этапах возникновение со́лидных опухолей.

Дмитрий Ахтуба:

Извините, вы сказали «по нашим представлениям». Вы идёте где-то в разрезе с мировыми представлениями?

Василий Яковлев:

Нет, не в разрезе, но то, чем мы занимаемся, никто пока этим не занимался, и взгляд на это не бросал. Речь идет о процессе роста опухоли. В принципе, сама опухоль и процесс роста опухоли изучен более-менее хорошо, но, в основном, in vitro. А in situ, то есть в организме, процесс опухоли изучен достаточно сложно, его тяжело изучать. Он достаточно многогранен, трудно увидеть, как растет опухоль внутри ткани, какие этапы ее роста. Может быть, она развивается по синусоиде, может быть, развивается экспонентой, а может быть, по прямой линии развивается рост опухоли. Очень сложно представить.

На сегодняшний момент многие исследователи предполагают, что развитие ступенчатое: есть стадия роста, затем есть стадия успокоенности, когда нет роста, потом опять стадия роста, потом опять плато. В связи с этим существуют понятия «молчащая опухоль» и «агрессивная опухоль», стадии опухоли. В момент агрессивности опухоли она очень активно растет, развиваются метастазы, а во время молчащей стадии она как будто накапливает силы, чтобы дальше расти. Может быть, это еще связано с борьбой организма с опухолью. Может быть, он ее каким-то образом стабилизирует. Вот такие показатели и такие понятия есть в онкологии.

Исходя из них у нас есть определенный подход в нашей технологии. Он основан на том, как растёт опухоль в трехмерном пространстве, мы не будем говорить про двухмерное. Скажем так, in vitro – там все понятно: на подложечке в культуральном флаконе есть линии опухолевых клеток. Они растут ровно, не выходя за пределы покрывающей среды. Могут расти как на подложке, так и чуть-чуть многослойно. Нормальные клетки фибробласты не растут многослойно, они образуют только монослой и далее друг на друга уже не залезают. Многослойность – один из показателей опухолевого роста.

В организме опухоль тоже растет, но растет уже в трехмерном пространстве. Время деления опухолевых клеток раз в 10, наверное, быстрее, короче, чем у нормальных клеток. Если опухолевой клетке дать пространство, то она очень быстро его заполнит по сравнению с нормальной тканью, нормальными клетками, которые окружают опухоль. Но в организме нет лишнего пространства, и опухоль начинает сама его формировать. Она обязана формировать, чтобы захватить ткань. Ей нужно порезать окружающую ткань и захватить еще больший участок. Есть ферменты, называются протеазы, которые активируются на поверхности опухолевых клеток или которые могут быть активированы с помощью опухолевых клеток. Протеазы режут вокруг себя коллаген, эластин, – волокна, которые являются основой соединительной ткани или основой структуры, которая формируется органом. Кроме волокон еще есть различные связующие белки, подвергаются протеолизу, то есть их режут, шинкуют. Образуется пространство, куда опухоль или опухолевые клетки моментально начинают делиться и захватывают его. Потом прекращается рост, деление клеток. Деление клетки прекращается, потому что нужно поступление питательных веществ, поступление кислорода. Начинается стадия формирования сосудистой системы, которая должна подходить к опухоли, чтобы доставлять кислород и необходимые питательные вещества.

Процесс, который запускается опухолью для того, чтобы освободить пространство, называется протеолиз, его мы и засекаем. Наш тест позволяет его опосредованно определить. Принцип такой: когда опухоль начинает активировать протеолитические ферменты, или они начинают усиленно работать, то им, ферментам, которые режут все волокна, без разницы, что резать. Волокна, все белки, которые попадают в эту область, все будут подвержены определенному разрезанию. В крови появляется много кусочков определенных белков. Мы эти отголоски протеолиза можем детектировать на стадиях острого процесса, что позволяет нам говорить о наличии опухолевого роста в организме. Примерно, так.

Дмитрий Ахтуба:

Но речь идет о ранней стадии?

Василий Яковлев:

Речь-то идет о ранней стадии, конечно, I, II стадия. III стадия уже видна, как правило, а I, II стадию очень тяжело заметить. Не часто человек или пациент обращается на I, II стадии, потому что все симптомы, которые характерны для III стадии, очень смазанные. Пациент обычно чувствует, может быть, дискомфорт, но не связывает с патологическим опухолевым процессом. Это важно для скрининга, например. Если есть подозрения на что-то плохое и так далее, то можно делать скрининг. Единственное хочу заметить, что метод не является специфическим для определенной патологии, опухолевой патологии. Да, только для со́лидных опухолей. Мы не исследовали, у нас не было исследований по заболеваниям крови, мы не исследовали лимфому, различные заболевания клеток крови. Они не являются со́лидными опухолями, мы это отставили в сторону. Но у нас были исследования при раке поджелудочной железы, раке легкого, молочной железы, раке яичников и предстательной железы. При всех перечисленных патологиях наш тест показал достаточно хорошую чувствительность и специфичность. Не было органоспецифичности, но чувствительность и специфичность были достаточно высокие – больше 78 %.

Дмитрий Ахтуба:

Понятно. Мы немного увлеклись предметом беседы. Хотел бы дать возможность Руслану представиться, хотя он не впервые в нашей студии.

Руслан Абсалямов:

Да, я уже выступал со своим проектом, но я сейчас немножко представлюсь и потом задам пару вопросов. Я хирург-онколог, в первую очередь, сейчас онколог. Я тоже, как и вы, закончил Второй медицинский университет. Как доктор я работаю в клинике «Рассвет», а также веду проект Human Check, являюсь медицинским директором. Это проект по разработке IT-системы, где любой клиент, человек, который хочет пройти обследование, может пройти небольшое тестирование и получить персонализированную программу. Таким образом мы защищаем наших клиентов от большого количества недобросовестных подходов, которые сегодня царят в частной медицине, где под видом чек-апа фактически предлагается большое количество обследований, которые конкретному человеку не нужны и не имеют никакого отношения ни к скринингу, который везде упомянут, ни к ранней диагностике, а единственная цель – сделать максимум обследований за максимум денег, и в последующем, возможно, лечить болезни, которые не требуют лечения. Базируясь на доказательной медицине, мы точно знаем, что действительно сегодня работает, что работает не очень хорошо и что совсем не работает. В наших алгоритмах мы используем результаты рандомизированных клинических исследований, метаанализов, которые фактически позволяют каждому конкретному человеку получить честный набор обследований и пройти его рядом с домом. Это то, чем мы занимаемся.

Касательно вашего проекта, то, что вы рассказали, ― безусловно, очень интересно. Я не могу со всем согласиться, вернее, есть моменты, к которым у меня есть вопросы, но я не хотел бы, чтобы наша передача превратилась в диспут. У меня есть ряд практических вопросов. Во-первых, вы сказали, что ваша тест-система специфична, но, на самом деле, сложно сказать.

Василий Яковлев:

Нет, есть понятия. У любого теста иммуноферментного анализа есть понятия «специфичность» и «чувствительность». Органоспецифичность к сюда отношения не имеет.

Руслан Абсалямов:

Иными словами, чувствительность подразумевает, что, если есть какие-то нарушения, то тест-система их обнаружит.

Василий Яковлев:

Да.

Руслан Абсалямов:

А специфичность подразумевает, что именно раковые изменения, раковые заболевания, онкологическое заболевание будет детектировано, захвачено.

Василий Яковлев:

Что это именно онкологическое заболевание. Именно онкологическое. Но это не относится к органоспецифичности.

Руслан Абсалямов:

Вы сказали, что это можно использовать в том числе и в скрининге. Как вы это поняли? Какие вы проводили исследования, по какой методологии? Как часто это исследование проводить? Кому проводить? Очень интересно всё узнать.

Василий Яковлев:

Мы считаем, что это можно использовать, безусловно. Как часто исследовать? Мы затрудняемся ответить, нужно проводить такой скрининг 2 раза в год или…

Дмитрий Ахтуба:

ВОЗовские стандарты и рекомендации – два раза в год.

Василий Яковлев:

…или 3 раза в год, сложно сказать. Нужно брать каждую патологию и смотреть. Очень сложно понять скрининг, особенно при агрессивных формах. Вот, нет у человека ничего, у пациента, а через 2 месяца появляется нечто. Возьмем пример рака предстательной железы, мы сейчас сконцентрировались на этой патологии. Она наиболее понятна для урологов, куда и что смотреть. Допустим, есть подозрения на онкологию предстательной железы, высокий ПСА. Но высокий ПСА ничего не дает. Нужно дальше смотреть гистологию. Что такое гистология? Нужно сделать, как минимум, 8 проколов, в разные доли предстательной железы. Обычно, самое хорошее – 12, но сейчас у нас делают меньше – 8, 6. Полученные кусочки материала берутся на стекла, смотрятся патанатомами, есть ли там опухолевые клетки, опухолевые образования, и при обнаружении говорят: да, есть поражения. Ставят градацию. Если ничего не находят, говорят: гиперплазия опухоли предстательной железы. Но инвазивное воздействие на предстательную железу уже сделано, есть какое-то нарушение. Кто знает. Очень часто бывает, что после такого исследования процесс очень быстро превращается в канцерогенный.

Руслан Абсалямов:

Вы сказали «ВОЗовские стандарты». На самом деле, стандартов ВОЗ как таковых нет. Есть рекомендации, они относятся к очень четко обозначенным видам скринингов. Мы точно знаем, что есть скрининг рака молочной железы, он работает. Мы знаем, что с 50 лет, условно, с определенной частотой нужно выполнять маммографию. Есть скрининг рака шейки матки, рака легких в определенных группах с факторами риска.

Что же говорить о раке предстательной железы, то эффективность скрининга, как минимум, противоречива, и рак предстательной железы – вообще особенное заболевание. Очень большое количество мужчин живут прекрасно с заболеванием и умирают от совершенно других причин, никак напрямую не страдая от этого заболевания. Но они могут страдать от лечения этого заболевания. В связи с этим даже тот самый, вышеупомянутый ПСА-скрининг сегодня не рекомендуется здоровым мужчинам, вообще ни в какой форме, ни в каком возрасте, а рекомендуется обсуждать с каждым конкретным больным целесообразность и его желание проходить скрининг или нет, и его согласие с потенциальными побочными действиями. Ими могут быть эректильная дисфункция, недержание мочи, ― то, что возникает вследствие проведенного лечения тем людям, которые могли бы от этого рака не умереть и вообще о нем даже не знать, прожив всю свою жизнь и умерев от других причин. Поэтому решение о прохождении скрининга, этого обследования, согласовывается с каждым конкретным пациентом, понимая соотношение риск/польза.

Но для того, чтобы это понять, были проведены массивы исследований по всему миру. Я не помню названий баз данных, не суть важно. Выявили, что для того, чтобы с помощью ПСА-скрининга спасти одну жизнь от рака предстательной железы, около 120 мужчин будут иметь ложноположительный результат, некая часть из них пройдет лечение в связи с этим, и у какого-то числа, условно, у 30-40 % будут осложнения в виде эректильной дисфункции, в виде нарушенного мочеиспускания и других осложнений, которые непосредственно влияют на качество жизни. А ведь эти люди не умерли бы от рака предстательной железы. Поэтому есть четкое понимание целесообразности и взвешенности баланса риска и пользы у каждого исследования. Относительно вашего исследования, вашего метода, который вы разрабатываете, хочется понимать, есть ли данные и какие, или у вас только экспериментальные данные, которые бы говорили о том, что в клиническую практику этот вид исследования может быть внедрен в конкретной возрастной группе с определенной периодичностью и с четким пониманием, что будет дальше.

Василий Яковлев:

Да, у нас сейчас есть данные. Сейчас наша тест-система находится на стадии клинических испытаний. Мы получили разрешения на клинические испытания от Росздравнадзора для использования нашей тест-системы при постановке диагноза рак предстательной железы. У нас были проведены исследования. Мы показали очень хороший сделанный ROC-анализ. ROC-анализ – это данные, которые обрабатываются математическим образом. Для анализов, которые получены с помощью иммуноферментных исследований, используются такие показатели, где определяется чувствительность, специфичность и площадь под кривой, которую мы строим на основании данных, полученных в ходе исследований. Да, мы показали очень хорошую разницу. При нашем тесте были исследованы порядка 40 больных с раком предстательной железы, диагноз был подтвержден гистологически. Стадия была от 2А до 3В. Такие есть градации. 2А – это начальная стадия, 1 никто не ставит сейчас. 2А считается ранняя стадия. 3В – уже тяжелая стадия, где большой объем самой предстательной железы, агрессивный рост и так далее. Дальше в исследовании участвовали пациенты, которым была диагностирована доброкачественная гиперплазия простаты, которые не показали никаких признаков онкологического заболевания.

Дмитрий Ахтуба:

Хотелось бы сказать, почему это так актуально. В онкологии есть понятие «пятилетняя выживаемость». При диагностике на I стадии пятилетняя выживаемость равна 93 %. Если мы определяем онкологию на II стадии, то 75 % выживших. Если на III – 55 %, IV стадия – всего 13 %. Цифры говорят сами за себя, поэтому очень важна диагностика на ранней стадии.

Мы возвращаемся к нашему разговору.

Василий Яковлев:

Были сравнены 3 группы. Рак предстательной железы, доброкачественная гиперплазия рака предстательной железы, которая не относится к онкологическому заболеванию, а считается как воспалительное заболевание предстательной железы, и контрольная группа, у которых не обнаружено никаких патологий со стороны предстательной железы. Существенные различия были между диагностированным раком предстательной железы и доброкачественной гиперплазией предстательной железы. То есть мы можем утверждать, что наш тест позволяет, может помочь урологу оценить тяжесть заболевания, прогноз заболевания и наметить определенный план лечения пациента. Не обязательно хирургическим путем, не обязательно дальнейшие инвазивные методы исследования, имеется в виду биопсия, а можно пойти компенсаторным путем, медикаментозным, не трогать предстательную железу, пока она не заявит о себе. Если она начинает заявлять о себе, то в нашем тесте показатель сразу резко увеличивается, и мы говорим, что будет наблюдаться рост. Тогда уже можно обсуждать с пациентом об операционной составляющей в ходе лечения, или применять различные инвазивные методы лечения: криотерапия, частичная резекция и так далее.

Руслан Абсалямов:

То, что вы сейчас сказали, ― фактически, динамическое наблюдение. Во-первых, надо говорить, что рак предстательной железы, его стадия больше зависит не от местной распространенности в тканях предстательной железы, а от целого ряда таких параметров как уровень агрессивности, так называемая, шкала по Глисону, и исходный уровень ПСА в сыворотке. На основании этих критериев пациенты делятся на группы риска по метастазированию. Есть группы очень низкого, низкого и промежуточного риска. Для ряда пациентов может быть выбрано динамическое наблюдение, активное наблюдение, когда пациенту с определенной периодичностью выполняют тест ПСА. Именно при повышении уровня ПСА назначается повторная биопсия, где в случае выявления более агрессивного течения, именно местного, более агрессивной формы рака предстательной железы, что мы видим по показателю суммы баллов по шкале Глисона, мы уже можем переходить к более агрессивной тактике лечения.

Это, как раз, те ситуации, о которых вы говорите. Это не пациенты, которые имеют какие-либо жалобы, или вообще не имеют никаких жалоб и не имеют диагноза, а это пациенты, которые находятся в процессе, уже с постановленным диагнозом. Вы говорите, что при повышении показателя вашего теста мы переходим к лечению. Но ведь ПСА к тому же и призван. Мы уже имеем пациента с раком, мы смотрим на ПСА, и по мере его увеличения мы принимаем решение: лечить или не лечить. В данном случае чем ваш тест лучше, чем уже отработанный и зарекомендовавший себя ПСА?

Василий Яковлев:

Во-первых, было исследовано 3 группы. Мы исследовали показатель ПСА у группы, у 40 больных раком предстательной железы, у 40 – с доброкачественной гиперплазией простаты, и у 40 здоровых людей. Итого было 120 человек. Наш показатель имел чувствительность порядка 83, специфичность порядка 89, ПСА показал порядка 57. Разница только в этом. Кроме того, ПСА, как известно, такой тест, что при любой физической нагрузке, при долгом сидении, при каком-нибудь ударе на тазовую часть запросто может повышаться. Даже после занятий сексом может повышаться ПСА.

Руслан Абсалямов:

Но, не настолько, чтобы посчитать переход пациента из условной категории.

Василий Яковлев:

Но, у нас же как делается ПСА? Если больше 4 нг/мл – всё, пациент попадает в группу риска, конкретно. В любом случае, пришел пациент на первичный приём, у него ПСА больше 4, ― что с ним делают? Да, у него есть какое-то образование на УЗИ, чуть-чуть больше, или два узла нашли. Что делать с этим счастьем? ПСА больше 4-х. Вот, что?

Руслан Абсалямов:

На первичном приеме? Биопсию, однозначно.

Василий Яковлев:

Вот! Биопсию. Отлично! Вы на биопсии не найдете ничего, будет гиперплазия. Дальше что вы будете делать? Вторичную биопсию? А за полгода человек может запросто сгореть. Вы просто запустите. Можно запустить процесс озлокачествления ― ладно, канцерогенез. У вас за полгода после биопсии, или до следующего приема запросто может все увеличиться и пойдут метастазы. Никаких проблем.

Руслан Абсалямов:

Очень сомнительное высказывание. Очень сомнительное.

Василий Яковлев:

Нет, вы просто не видели таких людей, а я видел.

Руслан Абсалямов:

Я-то видел много разных пациентов, но…

Василий Яковлев:

Но они, как раз, не возвращаются, когда уже идёт процесс. Из мужского населения каждый захочет. Вот, спроси́те его: что легче? Что ему лучше: предложить наш тест, динамику смотреть, или ПСА, если у него пограничный случай?

Руслан Абсалямов:

Но, пациент сам не имеет экспертность в медицине, ему сложно выбирать. Его задача прийти на прием и получить.

Василий Яковлев:

Пациенту можно объяснить.

Дмитрий Ахтуба:

Друзья, давайте, от медицинских аспектов перенесемся в проектную часть. Итак, ваш проект. Сейчас он на какой стадии реализации?

Василий Яковлев:

На стадии клинических испытаний.

Дмитрий Ахтуба:

Стадия клинических испытаний. А где идет? В нашей стране?

Василий Яковлев:

Да, в нашей стране. Также мы с белорусами сотрудничаем, с онкологическим научным центром Белоруссии. У нас там пока предклинические испытания. Мы не пытаемся его там зарегистрировать. Мы сейчас пытаемся зарегистрировать наш тест для использования диагностики рака предстательной железы на территории России. В Росздравнадзоре мы получили разрешение на проведение клинических испытаний, уже их заканчиваем, фактически. Когда всё будет хорошо, и если всё будет сделано правильно, без замечаний (но без замечаний не бывает, всё равно будут замечания), надеемся получить регистрационное удостоверение на применение этого теста при диагностике рака предстательной железы. В дальнейшем его надо будет как-то продвигать.

Дмитрий Ахтуба:

Понятно. Помощники мне написали, что начало апробирования метода было в США. Это правильная информация?

Василий Яковлев:

Скажем так, мы сделали и показали. Мы ездили в Университет Джона Хопкинса, представляли наш проект. Там не много было пациентов, нам дали определенные образцы сывороток. Да, были хорошие показатели. Но это было как представление и одобрение со стороны исследователей, которые тоже занимаются онкомаркерами, именно в том плане, что мы говорим не полную чушь, что да, идея очень хорошая ― только с этой стороны. Чтобы что-то апробировать в США, нужно сделать, по крайней мере, не 50, не 150, а исследовать хотя бы 2-3 тысячи образцов и получить разрешение FDA на применение данной технологии.

Дмитрий Ахтуба:

Василий, а в чем уникальность вашего метода или проекта? Сейчас очень много людей заняты, так или иначе, созданием разного рода маркеров. Я помню, еще лет 5 назад был в Израиле, у них был проект, тоже мы смотрели. Не могу вспомнить, как назывался. Там определяли по выдыхаемому воздуху, и тоже высокие показатели были по диагностике. Причем, там тоже говорили о специфичности. Я, правда, вообще не могу понять, как это работает, но они утверждали, что в этом что-то есть. Не знаю, какова на сегодняшний день судьба того проекта.

Руслан Абсалямов:

Действительно, попытки найти какую-то молекулу, какое-то вещество, которое можно было бы зафиксировать, и фактически поделить всех людей, у кого есть онкологическое заболевание и у кого их нет, – это очень заманчивая цель, задача. Очень много компаний занимались и очень много было предложено различных решений, но, тем не менее, именно клинические исследования, причем, проведенные на больших выборках, позволяют точно сказать, что действительно эффективно и что нет. В связи с этим очень важно даже само понимание, кому конкретно какое исследование проводить. В чисто практическом применении мне интересно, потому что мы занимаемся как раз персонализацией обследований. Человек определенного возраста и пола с условными факторами риска получает определённое обследование согласно критерию включения, исключения в это исследование. Хотелось бы перейти от фундаментальных или научных теоретических разговоров: чисто практически кому вы, ваша компания рекомендуете проведение этого теста? Мужчинам? Женщинам? В каком возрасте?

Василий Яковлев:

Сейчас мы рекомендуем мужчинам на первичном приеме у уролога пройти этот тест. На сегодняшний момент. Каждому мужчине пройти.

Руслан Абсалямов:

Но, это гипотеза. Вы же пока не провели полноценные клинические исследования. Насколько я понял, есть лишь некая доклиника.

Василий Яковлев:

Нет, фактически мы уже провели. Сейчас мы формируем уже материал, клинические исследования уже проведены. Мы сейчас его формируем в том виде, в котором нужно представить в Росздравнадзор.

Руслан Абсалямов:

Это регистрационное удостоверение?

Василий Яковлев:

Регистрационное, да. Мы его провели. Этой клиники достаточно, чтобы привести доказательную базу и показать Росздравнадзору. Для FDA немного другие требования. Для европейских стран, видимо, будут свои требования. В любом случае, тест обязательно нужно зарегистрировать в каждой стране, хотя бы в FDA. По соглашению между США и Европой он может быть автоматически перерегистрирован на территории Европы. У нас пока так нельзя сделать, любой тест, который приходит к нам в страну, должен быть зарегистрирован в Росздравнадзоре. Даже если он зарегистрирован в США или в Европе, нужно заново перерегистрировать. Мы рекомендуем посмотреть тест при патологии рака предстательной железы, чтобы уролог убедился: можно предположить агрессивное течение или нельзя.

Руслан Абсалямов:

То есть, мужчинам с подозрением на рак предстательной железы?

Василий Яковлев:

С подозрением, да, если есть симптомы со стороны предстательной железы. Если УЗИ показало наличие узлов. Самое простое, когда делается трансректальное ультразвуковое исследование, смотрится. Если есть узлы, ПСА может быть нулевой. В любом случае, если сделать тест, то можно подозревать. Если он будет достаточно высокий, нужно подозревать. Прописать медикаментозное лечение или попросить через месяц – через два еще раз сдать анализ, посмотреть. Узлы уменьшаются. Наш тест увеличивается.

Руслан Абсалямов:

Пока нет четкого представления, через сколько конкретно? Через месяц? Через два? Через три?

Василий Яковлев:

Такого нет. Тут как замкнутый круг. Все готовы заняться подобными исследованиями. Все говорят: «Ура! Нам всё нравится! Но, если у вас будет регистрационное удостоверение. Без него мы не можем делать». Вот, собственно, и все. Мы готовы брать за анализ, не знаю, анализ будет стоить тысячу рублей, по ОМС, к примеру. «Мы готовы делать. Мы готовы заключать с вами договор. Но если у вас нет регистрационного свидетельства, удостоверения, мы не можем использовать ваш набор в качестве дальнейшего исследования». Всё. Мы сталкиваемся с определенным препятствием.

Дмитрий Ахтуба:

Василий, скажите, что вы готовы предложить инвестору, какую долю в проекте? О чем идет речь?

Василий Яковлев:

Речь идет о двух вариантах развития нашего проекта на территории СНГ, если будет получено регистрационное свидетельство на территории СНГ. Первое – развитие теста для диагностики рака предстательной железы, на следующем этапе мы можем перейти, делать модифицированный тест на диагностику рака легкого; может быть, при раке яичников, который тоже сложно диагностировать. После проведения некоторых дальнейших исследованиях возможно применение в диагностике рака поджелудочной железы. Это очень скоротечный рак, очень агрессивный, и часто проходит бессимптомно; когда проблема возникает, она уже не решается даже хирургически, в принципе хирургическим путем не решается. Такие наши предложения. Инвестору мы предлагаем инвестировать в эти дальнейшие проекты.

Дмитрий Ахтуба:

Сколько? У вас есть уже понимание, что вы готовы, вам нужно 5 миллионов, например, и за 5 миллионов, вы готовы отдать 10 % проекта, например?

Василий Яковлев:

Теоретически, наверное, да, где-то так. Мы еще не считали, но порядок суммы примерно такой. Порядка 10 миллионов за 10 % мы готовы отдавать.

Руслан Абсалямов:

Мне хотелось бы, если позволите. Дело в том, что нашу программу смотрит достаточно большое количество человек. Мы здесь обсуждали многие вопросы касательно профилактики, скрининга, ранней диагностики онкологических заболеваний. Мне кажется, у многих остались вопросы или недосказанности. Я хотел рассказать, что на многие вопросы телезрители могут получить ответ в моем Instagram @dr.absalyamov. Пользуясь минуткой, хотел бы рассказать. Я занимаюсь просветительской деятельностью и рассказываю людям о вопросах не только лечения и диагностики, но и профилактики и скрининга онкологических заболеваний.

Дмитрий Ахтуба:

Отлично! Сейчас мы буквально закончим. Значит, 10 миллионов за 10 %? То есть весь проект вы оцениваете в 100 миллионов?

Василий Яковлев:

На сегодняшний момент да.

Дмитрий Ахтуба:

Допустим, кто-то решил вложиться. Что ему можно ожидать?

Василий Яковлев:

Дальше можно ожидать. Можно взять статистику по анализам ПСА, умножить её на 3, и получится примерная годовая выручка с теста. Но это для начала.

Дмитрий Ахтуба:

Нет, а в других цифрах? Я вложил 10 миллионов. Когда я получу их назад, как минимум, и заработаю что-то еще?

Василий Яковлев:

Мы предполагаем, что через 4 года.

Дмитрий Ахтуба:

Через 4 года я получаю назад свои деньги и начинаю зарабатывать дивиденды?

Василий Яковлев:

Да.

Дмитрий Ахтуба:

Понятно. Руслан, как вы оцениваете перспективы проекта в целом?

Руслан Абсалямов:

Любые идеи имеют право на существование. Важно понять не только экспериментально, но и клинически доказать обоснованность тех или иных действий. Я думаю, что, возможно, вы проведете клинические исследования, которые будут убедительно показывать преимущества вашего метода, и, возможно, через какое-то время мы более подробно с ним ознакомимся.

Дмитрий Ахтуба:

К счастью, Росздравнадзор стоит надежным гарантом этих исследований, потому что без него метод не допустят, и это хорошо, наверное.

Друзья, наша программа заканчивается. Как обычно, если у вас остались вопросы, вы можете найти нас в соцсетях, «Мединвестклуб с доктором Ахтуба», задать вопросы, мы их переадресуем нашим сегодняшним гостям, или, если есть вопросы по нашим предыдущим программам. До новых встреч!